ничего. Маринка проводила его до электрички. У него не хватило смелости поцеловать ее еще раз на прощание. Если бы он знал тогда, что видит ее в последний раз!..
– Почему не сменяете посты?!
Сержант Сомин вскочил. На пороге стоял дежурный по части – начальник разведки лейтенант Рощин.
– Бабочек ловите! Пригрелись в караулке! – Клубы морозного пара ворвались в жаркое помещение. Смена наскоро выстроилась в шеренгу. Писарчук задел полой железную печку, чайник с грохотом полетел па пол. Лавриненко уже в строю застегивал поясной ремень. Рощин подождал, пока смена вышла из караулки, потом уселся за стол и устроил Сомину настоящий разнос. Играя трехцветным фонариком, он долго втолковывал сержанту недопустимость его проступка: задержки смены часовых на девять минут. Выговорившись, Рощин ушел и тут же забыл о Сомине. Он даже не сообщил о сделанном им замечании прямому начальнику Сомина – Земскову, хотя койки Земскова и Рощина стояли рядом в командирском общежитии.
Сомин сам доложил Земскову о своем упущении.
– Как же это произошло? – удивился лейтенант.
– Задумался…
– Может, уснул?
– Нет, задумался, товарищ лейтенант. Я ведь не оправдываюсь. Сам знаю, что виноват.
Земсков не стал ругать его, а вечером после поверки спросил:
– О чем же ты задумался, Володя, вчера в караулке? – В неофициальных разговорах он всегда называл Сомина по имени.
И Сомин рассказал лейтенанту о Маринке, рассказал, как они ходили па каток, как поливали цветы в тот последний теплый вечер на даче под Москвой.
– А где она сейчас? – Земсков угостил Сомина папиросой. Теперь они разговаривали не как начальник и подчиненный, а просто как двое приятелей. Земсков тоже мог бы рассказать о девушке, внезапно исчезнувшей из его жизни.
– Где сейчас, не знаю, – сказал Сомин. – Наверно, эвакуировалась. Теперь не найдешь. Месяц назад я был на квартире. Заперта.
– А ты сходил бы еще раз. Может, соседи знают.
Сомин давно хотел попросить у лейтенанта увольнительную записку, но не решался. Ведь дивизион могут в любую минуту поднять по боевой тревоге.
Земсков загасил окурок:
– Завтра в девятнадцать часов отпущу, если ничего не изменится. Пиши докладную.
На следующий день, получив увольнительную, Сомин отправился на квартиру профессора Шарапова. В метро лежали штабелями дощатые щиты. На двери одного из служебных помещений было написано: «Медпункт». Короткие составы по четыре вагона шли часто, один за другим, словно торопясь перевезти до начала воздушной тревоги всех тех, кому надо ехать.
Когда Сомин вышел у Красных Ворот, было уже темно. Обходя сугробы, он пересек Садовое и пошел по Новой Басманной. Колонна грузовиков двигалась к вокзалам. Тускло светились голубые щелочки фар. В Басманном переулке стояла такая темень,
