папку?.. Ну папку, папку. Тут есть папка, она защищена паролем… А Худой это умеет?.. Хорошо, я еще позвоню. До завтра.
Он положил трубку, вновь поднял и набрал номер.
– Паша, добрый день. Это Браверманн беспокоит. У меня к тебе дело. Но я не хотел бы по телефону… Отлично. Спасибо. – Бравик посмотрел на часы. – Это было бы прекрасно…
Да, я знаю этот район, сам живу на Чертановской. Все, в восемь я у тебя.
Гена протер губкой плиту. Марина в ванной сушила волосы, гудел фен. Опять зазвонил телефон.
– Да, – сказал Гена.
– Здравствуй, Ген, – сказал Худой.
– Привет.
– Я в некотором недоумении. Я сейчас говорил с Бравиком.
– И я с ним говорил. И я тоже в недоумении.
– Ему нужно хакнуть какую-то папку. Не знаешь, в чем дело?
– Он нашел в Вовкином ноуте заблокированную папку, хочет открыть. У него голос был странный.
– Он и в такси вчера чудил.
– Выпил, бывает.
– Не с ним. Ладно, завтра подъедем, он ноут привезет.
– Подъезжайте, – сказал Гена, – я борщ сварил. Настоящий, украинский.
Квартира Шевелева, темноватая тесная «двушка», выглядела так, словно вся она была придатком к мастерской, оборудованной в маленькой комнате. В проходной комнате лежали вдоль стен борды, кайты и две пары лыж для целины. У подоконника стояли шлифовальный станок и плавильная печь. На стенах висели постер с Уэйтсом, абстрактная мазня в некрашеной рамке и черно-белая фотография с «домашнего» концерта: молоденький Шевелев с кларнетом в руках (он, наш-пострел-везде-поспел, поиграл некогда и в «Среднерусской возвышенности», и в «Манго-Манго», и в «Мягких зверях») стоял рядом с молодым Гребенщиковым. Над ламповым, шестьдесят девятого года выпуска, усилителем «NEC» был приколот бланк с шапкой местного РОВД.
Гр. Шевелев П. В., несмотря на неоднократные предупреждения участкового уполномоченного, в Вашей квартире в ночное время продолжаются репетиции духового оркестра.
Мебели в комнате было немного: самодельная подставка для аппаратуры, продавленный диван, исцарапанный полированный шифоньер, два пуфика и низкий стол темного дерева.
Шевелев – ладно сбитый, среднего роста, широкобедрый, с крепкой шеей – был ювелиром. Работать он предпочитал по серебру, делал черненные, с замысловатыми капельными наплывами, грубоватые кулоны и серьги. Еще он был одним из лучших в Москве по ремонту лыж и бордов.
Сейчас Шевелев сидел на пуфике, пил из пиалы зеленый чай и закусывал сушкой. Он поставил пиалу на стол, придвинул телефон и набрал Гену.
– Это я, – сказал он. – Здравствуй.
– Здравствуй, – настороженно ответил Гена.
– Ты это… Я тут лишнее сказал. Занесло, извини.
– Да ерунда, – суетливо сказал Гена. – Слушай, мы, конечно, кругом виноваты. Но ты тоже пойми: у нас голова кругом шла…
