учинить.
– Чего на что?
– Нет! – вмешалась в разговор Элеонора. – Это не годится!
И пояснила, чего они спервоначалу хотели сделать.
Якобы Лука – на время – увозит труп Михайловского к себе в клинику, где меняет входное на выходное отверстие пули в черепе.
Ведь сейчас очевидно, что профессор стрелялся с левой руки. А он – правша.
– Это слишком все громоздко, – сказала Элеонора. – Для соучастия и так достаточно улик.
Она похлопала Фрикиша по спине.
– Так что сон в мертвецкой отменяется.
И он увидел в ней такую хищинку, которую не замечал раньше.
И вообще все, что его окружало, обретало какую-то логическую законченность, словно тут работал некий режиссер.
– Кстати, – сказала Элеонора, – от алиментов тебе, скорее всего, не отвертеться.
– Кому и за что? – понаивничал Фрикиш.
– Ну той девахе в Туруханске. Сына она тебе, кстати привела. Но назвала неудачно.
– Как же?
– Иосиф.
10
Так что же за улика, на которую намекала Элеонора Ставицкая.
Вот она.
«Доктор медицины В. Ф. Войно-Ясенецкий
Удостоверяю, что лично мне известный профессор Михайловский покончил жизнь самоубийством в состоянии несомненной душевной болезни, которой страдал он более двух лет.
Д-р мед. Ссылки Лука. 5.VIII-1929 г.»
Тут много вопросов.
И первый из них самый наивный: какое имел право хирург давать заключение как психиатр?
И кому оно понадобилось именно в день самоубийства Михайловского?
А Екатерина Сергеевна Михайловская, то бишь жена профессора, пошла петлять как заяц по первому снегу, то есть, то и дело менять свои показания, и таким образом завела следствие сперва в замешательство, а потом и в подозрение, что дело тут далеко нечистое.
А вот и так называлась побочная улика. Статья «Выстрел в мазанке» в газете туркестанских коммунистов «Узбекистанская правда».
В ней журналист Уреклян, в будущем под псевдонимом Эль-Регистан, ставший одним из авторов гимна Советского Союза, написал:
«Екатерина Сергеевна, советская студентка-медичка, как известно многим, целующая руку попам из Сергиевской церкви, убила мужа из религиозного фанатизма. Двигали ею и другие не менее гнусные цели. Странную поспешность проявила любящая и заботливая супруга, моментально перетащила после выстрела ценнейшую рукопись профессора (рукопись, за которую заграничные научные круги предлагали профессору огромную сумму денег) к себе домой, к маме Анне Максимилиановне».
Так все вернулось на круги своя.
Опять замаячила фигура Луки.
И не просто, как это было последнее время, в виде борца за гражданскую справедливость по отношению к церкви. А с чем-то более щепетильным.
Поэтому по холодку в октябре, а точнее,
