трудами Михайловского и христианской религией?
Тут надо ответ, естественно, привести не в изложении, а в подлиннике:
– Противоречий между этими понятиями я не вижу, ибо считаю, что глубоко научные материалистические труды не противоречат его религиозности и не идут вразрез с церковью.
– Ну и осел! – сказал, прочитав этот протокол, Зубов-Слук. – Казалось, допрос вел не следователь ГПУ, а церковный чиновник. Лю-лю, да мулю! Надо было сразу спросить: а не собирается ли он через свой авторитет сделать открытия Михайловского достоянием Запада?
Элеонора захлопала в ладоши.
– Я тебя недооценивала!
– Нет, в самом деле… – И вдруг Зубов вызверился на Фрикиша: – Ну ты какого черта молчишь?
А молчал Фрикиш и еще по одной причине, что там, в Москве, где ему вновь вернули магический мандат, сказали вполне определенно:
– Вы там следите за этой парочкой, – имея в виду Элеонору и Слука-Зубова, – а то они сугубо увлекающиеся и могут наломать дров раньше, чем они потребуются для костра.
Но одно он уже безусловно добился.
Им кажется, что они тут главные.
И потому даже позволяют себе на него покрикивать.
– Допрос действительно не убедительный, – произнес Фрикиш. – Но у них просто, видимо, не за что зацепиться.
– Копать надо! Рыть!
Ероша волосы, по-прошлому Григорий, а ныне Игорь, перекладывал зачес, то на одну, то на другую сторону.
Элеонора – одну за другой – курила папиросы.
– Тут другая подоплека есть, – сказал Фрикиш.
– Какая же?
Вопрос был задан обоими сразу.
– Написано: «Протокол обвиняемого». А в чем? Что против государства, и в частности Советский власти, совершил Войно-Ясенецкий, даже позволив отпеть Михайловского? Они сразу загоняют себя в тупик, чтобы потом, как это у вас говорят на флоте, – обратился он к Григорию-Игорю, – отрабатывать задний.
Зубов-Слук оставил в покое свои волосы.
Перестала курить и Элеонора.
– Поэтому давайте посмотрим, что предпримут они еще. А потом уж…
Что «потом» так и осталось в недосказе.
На этот раз чутье Фрикиша не подвело. Следователь Кочетков действительно споткнулся на этом деле, тем более что вскоре последовал телеграммный окрик Арона Сольца – члена Верховного суда СССР: «Срочно вышлите обвинительное заключение по делу Михайловской убийстве мужа профессора Михайловского».
А накануне Фрикиш, как ему показалось, написал приличное стихотворение.
Он его даже – как пролог ко всему, что еще удастся тут сотворить – хотел напечатать в местной газете. Под псевдонимом, конечно.
А стихотворение звучало так:
Молитесь, если нет запрета,
Казнитесь, коли есть запрет.
Ведь не поездкой без билета
Нам гордо явлен белый свет.
В каком-то горестном порыве,
Еще
