и то, как она, уставшая, замотанная, уже почти не сдерживает свое раздражение при виде меня, растерянного, унылого. И куда подевались ее обаяние, доброжелательность, сердечность – все то, что делало жизнь нашей семьи и радостной, и уютной. Да и гордыни тоже поубавилось.
А когда пришло время ложиться в больницу, медработники страны вдруг забастовали. Повышения зарплаты стали требовать. От приемов, от плановых операций отказываются. Месяц, другой, третий бастуют. Тем-то, у кого страховка «золотая», ни в чем не отказывают. А таким, как я, одно твердят – ждите.
Словом, сделали мне операцию ровно через год после того первого приступа. Я даже за это время уже сумел все-таки другую работу найти, близкую моей основной профессии, но опять-таки за ту же минимальную зарплату, и каждый день боялся, как бы приступы не стали повторятся, и все думал, как же хозяину об операции сказать. Ведь и этот тоже начнет морщиться…
– Но скажи, пожалуйста, – вклиниваюсь я с вопросом, который меня давно уже интересует, – почему же не возвращаются, если так трудно? И в бытовом плане, и в психологическом…
– Возвращаются. Я же вот сижу перед тобой. Другое дело, что не так массово, как уезжают. Дело ведь еще и в том, что соотечественники наши приехали туда не только из России, но и из союзных республик бывшего СССР. А белорусские, украинские законы не допускают двойного гражданства. Государства Средней Азии тоже не допускают. И тот, кто уехал оттуда, чтобы просто жизнь сохранить во вспыхнувших межнациональных конфликтах или из-за их угрозы, по-настоящему несчастные люди. Им возвращаться некуда. И только Россия, к счастью, позволяет возвращаться без особых проблем, потому что допускает двойное гражданство. По-человечески это, гуманно. Если бы не было такой возможности, я бы точно оставшуюся жизнь считал бы никчемной. Надо сказать, что того уныния, злости, тоски, растерянности, что там были, я сейчас совсем не испытываю. И все теперешние, местные проблемы, думается, сумею разрешить.
А с другой стороны, не так-то и просто вернуться. Многие ведь стремятся туда с надеждой, что смогут прижиться, приспособиться. Психологически готовятся к этому. И когда обнаруживают вдруг, что ничего не получается, все еще продолжают какое-то время верить, что все образуется.
Но есть и более серьезные причины. Здесь-то, в прежнем отечестве, уже все потеряно. Дом, квартира проданы, с работы уволился, место занято. Да и раньше чем через три года оттуда не выпустят: средства, что на тебя государство потратило, надо компенсировать. Не то чтобы с тебя требовать будут все, что выплачивалось в виде пособий в течение полугода. Нет. Видимо, предполагается, что все это ты возвратишь за три года налогами. А за это время человек и привыкнуть может, и смириться с обстоятельствами, но прежде всего просто не решится предпринимать попытки вновь что-то изменить в своей жизни. Тем более если рядом старики, которые и рады бы вернуться, но в силу преклонного возраста страшатся очередных перемен. Смиряются,
