выдала:
– Не бывшего ли поминаешь?
– Кого? – её слова выдернули из насыщенного позитивом отупления.
– Алёшу своего.
– Пфф, не!
Я смачно отхлебнула из кружки, ни сколь утоляя жажду, сколь смачивая ощущение, что меня оскорбили. Я тут, понимаешь, в кой-то веке да в лучших чувствах, а она мне про Алёшу.
– Точно? – собеседница хитро прищурилась.
– Точнее, чем золотые часы Стасона.
– Тогда вернёмся к началу. Ты чего?
– Я? – прохрипело моё величество, подавившись недоумением. -Ничего, я же сказала!
– Я слышала, что ты сказала, —Агата проигнорировала моё раздражение. -Слышала лучше, чем ты.
– И? – от незнания, как закончить предложение, я решила всем своим видом давить вопросительность.
– Ты ответила «я ничего». И это очень плохо.
– ???
– Ты должна была сказать «Я – всё!», понимаешь?
Приняв моё отрицательное покачивание головой, Агата терпеливо пустилась в объяснения. Настолько терпеливо, что у меня совсем не осталось сомнений в моём умственном недоразвитии.
– Ничего – это ничего! Пустота. Вакуум. Брешь. Теперь осознаёшь, кем ты себя именовала?
– Нет, но я, – из моего рта посыпались робкие оправдания, – Имела в виду, что….
– Ты должна иметь в виду, – передразнила меня горничная, – Что ты – всё! Понятно? Что бы ни случилось, ты – это всё!
4
Суббота проворно перерезала горло расслабленной пятнице. Кровь, напитавшись свободой, немедленно сошла с ума и ринулась царапать чёрно-белую плёнку неба. Под вялое бормотание деревьев и возмущённый щебет птиц раненая сменила статус на покойная. Напавшая самодовольно заняла свято место и, ничтоже сумняшеся, приступила к ликвидации компрометирующих следов. Небосвод неохотно поддавался очищению: густо хмурился и пару раз пробурчал, что намерен перейти к рыданиям. Однако всё обошлось. Умытая до последнего облачка синь обречённо предстала перед новым днём, смирившись с неподсудностью победителей.
Коварство первого выходного так и осталось за плотным куском ткани, вынужденным терпеть погоняло Штора. Обидно, наверное, но ни мне, ни Агате даже в голову не пришло обеспокоиться благополучием дня предыдущего. Так бывает: когда рот сильно занят словами, мозг, игнорируя любые багажи, линяет отдыхать. Агатины часы ещё как-то пытались на что-то такое намекнуть, но мы беззастенчиво придавались болтовне, не думая о преступности времени.
Не могу сказать, что я узнала о своей соседке более того, что мне и так было известно. Но я точно уверена, что мы сблизились. Какое-то приятно навязчивое ощущение родства кружило под чешуйчатым потолком. Хотя Агата и говорила много, будто сама жизнь заставила её переквалифицироваться
