грудью и крепкими руками под белым джемпером. Ноги в джинсах мускулистые, как у велосипедистки. Типовое скандинавское лицо вызывало неуместное доверие.
Свои тёмные волосы, которые в материалах дела свисали ниже плеч, Þorvaldsdóttir обстригла в каре на ножке. Буквально на днях, судя по всему. Ей шло. На взгляд Нургуль, ей шло. Что скажет о новой причёске их служебная нейросетка – это никому не известно. Со старой причёской нейросетка отвесила Þorvaldsdóttir семьдесят один процент физической привлекательности в глазах усреднённого европейского партнёра обоего пола в её возрастной категории. В глазах российских мужиков меняевского возраста – 89% привлекательности.
Нургуль представилась, пожала руку заявительницы. Объяснила, почему собеседование будет вести она, а не Рута.
Меняев, похоже, времени совсем уж зря не терял, начал учить язык. Во всяком случае, он разобрал, что у Руты умер отец. Тоже вскочил на ноги. Забормотал какие-то заочные соболезнования на сносном английском.
– Спасибо, я передам, – ответила Нургуль по-русски. – Присядьте, пожалуйста. Я вас приглашу.
Меняев грузно шлёпнулся обратно на скамью. Нейросетка поставила ему 17% привлекательности для усреднённого партнёра в районе сорока. Теперь, наблюдая Меняева воочию, Нургуль ощутила сильное родство душ с нейросеткой.
На старых фотографиях, приложенных к делу, Меняев выглядел ещё более-менее, хотя и тогда в его лице уже было что-то бесформенное и собачье, что-то от всех этих актёров, на которых вешались бабы в довоенных русских сериалах. Но бабы в сериалах, по крайней мере, тоже были русские, какой с них спрос. Это вот исландку понять было невозможно. Мужик на скамье напоминал спившегося лабрадора с бородёнкой. Щекастый, брюхастый, рыхлый. Спортом, по всей видимости, не занимался со школы. Даже хороший костюм, в который была упакована его туша, только усугублял впечатление.
Ну, оки-доки, послушаем. Послушаем, что Þorvaldsdóttir скажет о его сексапильности.
Нургуль попросила исландку проследовать за ней. Та взяла со скамьи болотно-зелёную сумку на длинной лямке, надела на плечо. Безмолвно пристроилась сзади, когда Нургуль пошла к дверям своего коридора.
– Кофе не хотите? – спросила Нургуль, остановившись у входа в офис.
– Нет, спасибо.
– Правильное решение, – Нургуль улыбнулась. Показала на свой капучино. – У нас ужасный кофе.
– Selecta? – спросила исландка.
– Selecta, – вздохнула Нургуль, открывая дверь. – Пожалуйста, проходите.
Исландка вошла и, не дожидаясь дальнейших указаний, села на стул, на краешке которого недавно рыдала Lind.
– У нас на работе тоже была Selecta. – Она поставила сумку на пол, к ножке стула. – Но мы перешли на Kaffebilen зимой.
Нургуль заняла своё место по другую сторону стола. Полубоком к заявительнице. Вполоборота к экрану компьютера.
– И как? – спросила она.
– Обычный заварной кофе
