style="font-size:15px;"> Я чуть не плакал.
Выходя, я обернулся помахать Финну, но он, кажется, про меня уже забыл. Я пропустил завтрак и службу, опоздал на латынь. Оставят после уроков, заставят перевести пятьдесят лишних строк какой-нибудь чуши.
Ну и плевать.
Глава 5
Я снова увидел Финна почти через месяц. Путем осторожных расспросов я собрал кое-какие сведения о мальчике, в одиночестве живущем на побережье, но, кажется, никого эта тема особенно не интересовала. Говорили, что он отчаянно беден, существует на пособие матери-пьянчужки, которая время от времени появляется и задает ему взбучку, а в их домишке воняет. Другими словами, до нищеты, страданий и несчастий моим современникам дела не было.
Это меня устраивало. Финн был моим капризом, и я ни с кем не хотел делиться.
Пожалуйста, поймите меня правильно. Наверно, каприз не очень подходящее слово. Я не рассматривал Финна просто как прихоть. Я даже не очень хотел его видеть. Я мечтал быть Финном, избавиться от печальных вздохов моих учителей, от их достойнейшего суда над моей недостойной маленькой жизнью.
«Плохой спортсмен», – объявил мистер Паркхаус. «И ученик никуда не годный», – вторили учителя латыни, математики, французского, литературы и Закона Божьего.
Я не был готов примириться с участью, которую они предсказывали жалкому ученику: жалкая работа, жалкая жена, жалкая жизнь. По лицам учителей ясно читалось, что мой потолок – должность банковского клерка, который клерком и останется, или бухгалтера, не имеющего возможности свозить жену и детей за границу. Может, даже (о, ужас!) торгового агента где-нибудь в рекламе или страховании.
Вот что по-настоящему страшно – если во всех глазах читаешь одно и то же, начинаешь думать, что они правы. В конце концов, что я знаю? Я черпаю опыт из комиксов, детективов и хичкоковских фильмов с американскими актрисами-блондинками в главных ролях. Что еще? Пялюсь на учителей, в окно или на непристойные картинки в уборной. Вопреки идеально отточенному равнодушию, моя жизнь сводится к нескольким огорчительно мелким желаниям: дайте добавку, приличную одежду, а то все отвратительно чешется, а уж как сидит, я даже не говорю. А главное, оставьте меня в покое.
Через двадцать четыре дня после первой встречи с Финном я снова очутился на берегу во время отлива. Был не по сезону холодный октябрьский день. Мистер Паркхаус гнал стадо учеников мимо рыбацких лачуг, и я увидел дымок над домом Финна. Дым слегка клубился, как будто выписывал в ясном сером небе слова приветствия.
«Заходи, – звал он. – У нас тепло».
Бдительный, вездесущий Риз не отставал от меня ни на шаг. Моя невезуха всегда со мной.
– До скорого, – прошипел я и подтолкнул его в сторону наших бегунов.
Он колебался, пытался возражать, но все-таки побежал догонять класс и вскоре исчез из виду.
Я сидел и сидел (делая вид, что просто хочу отдышаться). Финн все не появлялся. Я обратился в камешек на пляже, невидимый и безжизненный. Отсчитывал секунды, погружался в бездну отчаяния. Чуть не заплакал. Интересно,
