в газетном киоске таблицу приливов, потом старательно выкинул накопленные за месяц карманные деньги на покупку припасов. Если верить таблице, пик отлива ожидался в четыре часа, так что я сел в автобус, вернулся в школу, дождался у ворот, пока все разошлись, и помчался к берегу. Кроме поездок в город на дневном автобусе, нам теоретически разрешалось покидать территорию школы только с письменного дозволения нашего воспитателя. Но пулеметов на башнях и прожекторов пока не установили, так что соблюдение этого правила было практически невозможно проконтролировать.
Опасаясь показываться на дороге, я выбрал параллельную тропу, прячущуюся за деревьями. Пока я шел до пляжа, сильно похолодало и почти стемнело. Таблица приливов не соврала, и я прошел по дамбе, по влажному песку при последних отблесках розового вечернего света. Я вычислил, что у меня в запасе добрых два часа, пока вода снова поднимется.
Невозможно было не оступиться в потемках, я намочил низ серых форменных брюк, пока добирался до хижины Финна. В окнах – ни огонька. Я постучался. Ожидая ответа, я глядел на море, слушал глухой рокот волн. Неуютно было в этом пустынном месте. Равномерно серое небо плавно перетекало в море, линия горизонта исчезла. Не было ни верха, ни низа, ни прошлого, ни будущего. Если бы не дальняя тень корабля, везущего уголь из Ньюкасла, можно было подумать, что сейчас семнадцатый век. Или седьмой. Ни оранжевого зарева, какое бывает над большим городом, ни шума машин, ни света уличных фонарей. Я вспомнил, что читал о найденной тут стеле, и задумался о людях, которые привезли тяжеленный камень из Нортумберленда, погрузили на лодку, перевезли на остров и установили вертикально во славу святого Освальда. Я представил себе их лодки, пришвартованные к берегу, костры, разожженные возле наскоро построенных хижин, яркие звезды над головой. Близость этих людей тревожила меня, их жизни виделись такими же реальными, как моя собственная. Под ногами, казалось, валялись обломки саксонских горшков для приготовления пищи, кости животных, обрывки шерстяных плащей.
Вот бы прыгнуть в море и уплыть от настоящего!
Никакого ответа.
Я снова постучался, на этот раз сильнее. Где же он? Что мне теперь делать? Я постоял немного, потом как можно тише нажал на щеколду и открыл дверь.
– Финн? – шепнул я, не решаясь позвать во весь голос.
Никакого ответа. В хижине было холодно и темно. Я ощупью добрался до печки, где-то здесь были спички, они нашлись в последнем месте, куда я заглянул (в закрытой жестянке из-под печенья). Я зажег спичку, оглянулся в поисках лампы, обжег пальцы, зажег другую, надеясь, что она не последняя, и сделал зарубку в памяти внести спички в следующий список покупок. Сперва я не увидел лампу, но рядом с печкой висел фонарь. Я залез на табуретку и сдернул его с крюка.
Слабый свет расплескался по хижине. Словно преступник, я чувствовал одновременно и вину, и восторг.
Пара штормовых фонарей стояла на окнах, еще один у печки, четвертый – на лестнице. Я зажег все, чтобы развеять ужасное
