простака, первый человек в империи он и они будут покорны его власти".
– Полковник Драйзат, сколько вы в армии? – строго спросил Бормонт, продолжая хмурить брови.
– Двадцать один год, господин канцлер!
– У нас есть кому взять на себя командование наемниками вместо достопочтенного полковника, а, Гузаль?
В палатке на несколько секунд воцарилась гробовая тишина. Советник опешил, но постарался не выдавать своего удивления: – Мы найдем замену, конечно, найдем, – пролепетал Гузаль.
– Ваше святейшество, я служу империи всю свою жизнь… – сглотнул Драйзат. В горле пересохло и слова застряли где-то глубоко, не желая выходить наружу.
– И это похвально. Я люблю тех, кто именно… служит. Поэтому вы сегодня же принимаете на себя командование кавалерией генерала Боулера, – полковник недоуменно смотрел на канцлера, не решаясь даже моргнуть. – Вы меня услышали, генерал Драйзат? – офицер неуверенно кивнул.
– Теперь приведите ко мне Боулера, живо! – рявкнул своему советнику канцлер. – Генерал Арнадд, вам тоже пора.
Двое военных встали и друг за другом, направились к выходу. За ними последовал и Гузаль – глаза и уши Бормонта. В шатре стало пусто, пять стульев и кипа бесполезных бумаг на круглом столе. Канцлер был уже не просто императорской тенью, безликим кукловодом. Теперь он карающая длань империи, он заставит уважать себя весь мир и начнет с этого заносчивого генерала, наплевавшего на его Военный совет. В груди появилось приятное жжение от скорого приближения мести, но впереди еще много забот. Очень много нерешенных дел.
Крики с улицы проникли внутрь палатки. Редкое явление для военного лагеря. Такое скопление высших чинов в одном месте развивало дисциплину до максимального уровня. Все свои разногласия солдаты и офицеры решали тихо и быстро, а то и вовсе откладывали на потом. Но сейчас снаружи происходило что-то серьезное. Вин потянулся и сел на кровать, поставив босые ноги на холодные доски. Условия в офицерских палатках были гораздо лучше солдатских, но все же северные морозы не щадили избалованных южан. Слуги остались в городах, женщины тоже, а выпивка стала редким гостем за столом.
– Саутери, дружище, жду на улице! – Разагорм рявкнул, просунув круглое лицо за полог и сразу же скрылся из виду.
Если уж самого невозмутимого из тех, кого знал Вин так взбудоражили эти крики, значит дело срочное. Офицер подскочил с кровати, на ходу надевая штаны, пересек палатку и остановился у умывальника. Щетина скрывала тонкий короткий шрам на загорелой щеке, но военная этика требовала гладко выбритого лица для людей его звания. Сейчас на это не было времени. Он провел мокрой рукой по темным прядям, убрав их со лба и накинув, поверх кителя, пальто, выскочил на улицу.
Разагорм переминался с ноги на ногу около палатки. Увидев Вина, он выдохнул, выпустив огромное облако пара: – Я даже барышень столько не жду, сколько тебя! – сделав паузу, он добавил: – Закрытый суд. Над Боулером.
Вин
