страха, а ему хоть бы что, идёт себе, чуть ссутулившись. Молчит и помахивает сумкой.
Мы шагаем по свекольной дороге и точно знаем, что здесь не опасно.
По шпалам идти неудобно. Если наступать на каждую, начинаешь семенить, а перешагивать через одну не получается – слишком широко. Поэтому я иду прямо по рельсу. Балансирую руками и иду. В начале лета всегда получается плохо – я то и дело падаю и отстаю. А к концу – я смогу по рельсу даже бежать и не смотреть под ноги.
Деда снова ушёл вперёд, он меня не ждёт и не оборачивается. А я, стараясь не потерять равновесия, мысленно достаю второй, дачный, список, и начинаю отмечать: вот, слева, бабушкины берёзы, она вечно с ними обнималась, когда уставала идти. Справа – заболоченный лужок с гусями и утками. Вот за забором бочки, в которых хранят нефть. Они похожи на огромные банки из-под сгущёнки, только без этикеток. Вон впереди белый элеватор – возвышается надо всем, как средневековый замок. А перед ним серый коровник, огороженный дощатой изгородью, а возле неё стоят грязные и скучные коровы. Они провожают нас тусклыми взглядами, и мне от них становится неловко. В их загонах нет ни клочка травы, а с другой стороны железной дороги её целое море.
– Деда, почему их никогда не выпускают? – спрашиваю я, плюнув на рельсовую акробатику и догнав его по тропинке.
Он долго молчит, словно пробует слова на вкус, и все они ему не нравятся. А потом бесцветно отвечает:
– Не знаю.
И мы ускоряем шаг. Потому что нет сил терпеть коровьи взгляды и слушать их молчание.
Как-то раз я подошла к изгороди и попыталась поговорить с коровами. Мне кажется, у меня неплохо получается мычать. По крайней мере, мои знакомые коровы всегда мне отзывались. А эти – нет. Только ещё страшнее смотрят.
Я бегу за дедой, который под коровьими взглядами согнулся в три погибели, словно ему в лицо дует ураган.
Деда спешит на свою дачу. Скорее за сетчатый забор, густо увитый хмелем, за высокую калитку, сделанную из старой пружинной кровати. К малине, винограду и пчёлам.
Скорее!
Большой Ух
Дача у деды необыкновенная. Как и он сам, она отгорожена ото всех густыми, а иногда ещё и колючими зарослями. Но стоит войти и закрыть за собой калитку, как оказываешься в настоящем сказочном саду. Чего здесь только нет! Виноград и клубника, малина и ежевика, вишня и слива, крыжовник и смородина, в ещё – волшебная яблоня, на ветках которой растут яблоки разных сортов – красные, белые, жёлтые, в полосочку и в крапинку. И мои самые любимые, которые, когда созревают, становятся такими прозрачными, что даже косточки видны. Много лет деда, как хирург, пришивал – прививал на общий безымянный ствол редкие породистые ветки.
Кроме фруктов и ягод, у деды вырастают такие огромные мясистые помидоры, что тёмной ночью ими можно отстреливаться от хулиганов. Перцы, кабачки и баклажаны у него похожи на боеголовки. А огурцы в мелких и крупных мурашках отчего-то сладкие на вкус.
А ещё у деды есть пчёлы. Четыре улья на шести сотках.
Ему
