что-то, но уже совсем не это. И не то. Иначе.
На какой-то детской площадке в тополином тихом дворе Санек присел, на крашенном когда-то в синее пне. Был как раз час маленьких детей. Повсюду, и близко и далеко, сидели пухлые тетки, обязанные наблюдать за детьми. Дети ворошились, ковыляли, возились, делали, что им положено. И создавали непрерывный гам, как в джунглях.
– Почему ж я-то? – шепотом спросил Санек. – Что я сделал кому такого? Почему все вот, пожалуйста, есть куда. А лично именно мне – НЕКУДА.
«Я просто все забыл, – подумал Санек. – Мне кажется, что я все помню, а я все на самом деле забыл, поэтому все так и запуталось. У меня амнезия».
Это было – решение. Это был – выход.
Человеку с амнезией не НЕКУДА, ему – в больницу.
«Худо-бедно, прокормят. Потом тут уж, наверно, мать всполошится, больница – это она понимает. Пожрать будет носить. Отлежусь, время выиграю, черная полоса пройдет. И, короче, оно и уладится все».
Вообще-то Санек знал, что в больнице ничего хорошего. Сам с детства не леживал, но – говорили все: грязь, зараза, деньги тянут. Да еще амнезия – это же психическое. Сунут еще в дурильник.
Но сейчас плохие мысли были еще не ко времени, нужны были хорошие.
Через сорок минут Санек сошел с автобуса (осталось 55 рублей) у сквера, за которым приютилась поликлиника № 22, где на Санька в регистратуре заведена была карточка. Последний раз он тут был не так давно, в августе 05-ого. Когда пытался как-то оформить прогул под болезнь. Не вышло, кстати.
У регистратуры стояла старуха, в толстых очках, низкая и широкая, как старушечий комод. Старуха запрокинула круглую голову с очками, пыхтя, тянулась на цыпочках. И мирно беседовала с регистраторшей.
– А что ж Леночка, так и не принимает сегодня? – говорила она. – Как же мне быть?
– Дорошенко вместо, с четырнадцати.
– Зина, милая, вы меня только не выдавайте, но мне Людочка Дорошенко как-то не очень, я хочу Леночку.
– Барановой не будет.
– А что с Леночкой? Господи упаси, она болеет?
– Не знаю.
– А Андрейка Леночкин не болеет? Как у Андрейки сессия?
– Не знаю.
– Зиночка, девочка моя, я так за них всех волнуюсь, за Леночку и ее семью. Сердцебиение у меня ежедневно на этой почве. Леночка на меня сердится даже. Как у Андрейки с девушками сейчас, не знаете? Есть у него девушка?
– Не знаю.
– А то, мне кажется, Леночка испереживалась. Мне даже дочь говорит: тебе твоя Баранова дороже родных. А я говорю: ты не права, Галя. Ты бездарно живешь свою жизнь, только пачкаешь и не убираешь, а Леночка спасает людей день и ночь. Для меня это, можно сказать, главный святой человечек. Вот вчера я была, а Леночка такая молчаливая, такая строгая. И я сразу поняла, что что-то у нее не так. И все у меня упало, и онемело: раз Леночка не в духе, что-то случится.
– Бабуль, у меня смертельная травма, спешу, – Санек оттер бабку от окошка. – Здрасте, я у вас год назад был, с ОРЗ,
