говну? Нет, Кирочка, мы культурно жили, интеллигенция, от ЖЭКа контрамарки то в театр, то в музеи, на выставки, а то и на концерты. Дефицит. Деревенские в Ленинград по партийным путёвкам, и это ещё заработать надо, а мы свои, ленинградцы. У меня двойня была. Куда мне их? Выселили бы нас с Федей. Комнату-то мне ЖЭК дал, а у Феди от парка общежитие на окраине. Это мне потом квартиру дали, почти перед самой пенсией, уже в 81-ом. Тоже наш ЖЭК. 30 лет на очереди стояли. Я уже тогда в котельной работала. Федя недолго здесь пожил, но и то хорошо: своя жилплощадь, с отдельной кухонкой и уборной, всё как у людей. Хорошо жили.
Любовь Васильевна, когда уходила в воспоминания, начинала путаться. Из ленинградской, точнее уже петербургской квартиры, её перевёз в Москву ещё 20 лет назад племянник, младший сын Веры. Он и оплачивал Кире дополнительные услуги по уборке, не входившие в её основные обязанности.
Кира навещала блокадницу от благотворительного фонда, взявшего во времена пандемии под опеку социально незащищенных жителей района, в первую очередь, ветеранов. Всё, что формально требовалось от Киры, раз в неделю появляться у Любови Васильевны, пить чай, развлекая старушку разговорами, в случае необходимости помогать с оплатой счетов, записью в поликлинику и другими бытовыми мелочами, с которыми одиноким старикам всё сложнее справляться. Но в свой первый визит Кира чуть не задохнулась, вдохнув с порога насыщенного кошачьего аромата. И никакая маска от этого не спасала. От чая с печеньем она аккуратно отказалась, издали увидев клоки шерсти по всей кухне, включая посуду и заветревшиеся сладости. Сам виновник торжества дикой природы абсолютно в наглую (а наглым он был до безобразия) прыгнул к Кире на колени, как только она присела на краешек стула. Ровно с того момента Любовь Васильевна приняла Киру как родную и позволила ей делать в квартире всё, что та считала нужным. Вероятно, даже если бы Кира вынесла на глазах блокадницы всё её скромное имущество, та ни на минуту бы не задумалась, что в этом может быть что-то криминальное. Старушка любила кота как ребёнка, кормила лучшими консервами, позволяла делать, что угодно, и безоговорочно верила, что он защищает её от дурного.
Для полноты картины остаётся добавить, что звали это упитанное рыжее существо Фёдором. К счастью, Любовь Васильевна никогда не утверждала (как минимум вслух), что кот являлся реинкарнацией её почившего супруга.
И всё же в какой мере она была права – кот встречал редких гостей преимущественно шипением и когтями. Даже племянник Любови Васильевны был для него кем-то средним между потенциальным вредителем и лютым врагом. Поэтому, когда тот узнал от тётки о «хорошей девочке, которую Федька признал», немедленно связался с Кирой и уговорил на дополнительные услуги по присмотру за старушкой.
– Ты, Кирочка, лучше предохраняйся. Не знаю, как у вас сейчас у молодёжи с этим, но ты девочка умная, будь аккуратней.
– Любовь Васильевна, у меня дочке уже 10 лет.
– Ах да, деточка, я и забыла. Совсем старая
