style="font-size:15px;"> – Ты очень красивая.
– Обычная.
– Нет. У тебя что-то с глазами. Они смеются и плачут одновременно. Словно тяжелый воздух ложится на ровную воду. Они туманные и очень счастливые.
– Потому что я счастлива сама по себе.
– Это как?
– Это жизнь в ладу с собой. Это кайф от своих увлечений и максимальная наполненность. Это внешняя и внутренняя мажорная гармония… Если бы ты знал, как мне хорошо! Хорошо просыпаться и находить себя в ворохе простыней, а потом тянуться всем телом в некую стройную линию. Заваривать чай «Русский караван» и пить его с кусочками грейпфрутовых цукатов. Ехать на работу, медитируя в подземелье метро. Читать на прогретой солнцем лавочке что-то из Ирен Роздобудько. Делать уборку по субботам и поливать горшечные изнеженные цветы…
В тот день я впервые наелась суши. И не просто попробовала – я почувствовала полное насыщение. До этого мужчины меня объедали, а я позволяла им это делать. Они бесцеремонно лезли в мою тарелку и вылавливали из нее лучшие куски телячьих медальонов, фаршированной рыбы и марципанового десерта. Облизывали пальцы и хватали мой бокал с вином.
– Вот же твой!
– Да? А из твоего вкуснее.
Вспомнила, как всего несколько недель назад ужинала с Иваном. В тот день было пасмурно, оживленная гуляющими улица меня утомляла, да еще жали новые молочно-розовые туфли. Он же – напротив, любовался собой во всех витринах, поправлял воротник рубашки и подчеркивал:
– Ну ты только посмотри, какая мы красивая пара. Давай еще пройдемся, пусть все увидят.
И хватал рукой мою ладонь. Руки были липкими, словно до этого держали фруктовый леденец без фантика. И очень навязчивыми.
– Ты поедешь со мной на могилку к моим родителям? Будут все: сестра с мужем и двумя детьми, тетя Вера с Павликом, баба Паша и сосед снизу. Я замариную мясо, сестра сделает курицу с гречкой. Возьмем много тепличных помидоров, обычной столовой горчицы и зелени. Как раз и будет повод познакомиться, а то сколько можно от всех прятаться?
– Ты считаешь, кладбище – это место для знакомства?
– Я тебя умоляю! Все там будем.
Мы присели в необжитом ресторанчике, в котором уже вынесли ротанговую мебель, но еще не расправили парусиновую тюль. Пиццу нам принесли обжигающе горячей. Ее несколько секунд назад вынули из помпейской дровяной печи, и по краю деревянной тарелки еще дымилась румяная мука. Моя мама всегда добавляла пережаренную муку в суп, если готовила его без мяса. Он тогда казался чуть наваристее.
Иван мгновенно переключил свое внимание на тарелку и стал возмущаться. Возмущаться очень громко, отвлекая копошащихся в пуговицах двоих влюбленных в темном углу и пожилых людей, скучно празднующих что-то с бутылкой шампанского.
– А почему такая маленькая и тонкая?! Здесь же не на что смотреть!
Мне стало за него стыдно:
– Успокойся,
