она уходила, игриво подмигнула и сказала:
– Хоть ты и злой, но шибко красивый!
Эти слова слышал Жак, довольный и чистый, в новых трусах, купленных мною на прошлой неделе.
Гости разошлись, и семья вновь собралась. Как на Рождество, Жак извлекал из холодильника разные вполне съедобные штуки. Витто облизывался, я уплетал, а Жак, судя по всему, собирался объясниться и начал:
– Состарюсь, куплю кресло-качалку и буду в нем размышлять о прожитых годах.
– Сидеть в американской идее-мечте?
– О чем ты?
– Ты разве не знал, что кресло-качалку изобрел один из самых знаменитых американцев?
– Гейтс? Клинтон?
– Нет, Бенджамин Франклин.
– Тот, что на долларе?
– Нет, на долларе – Вашингтон. А Франклин – на сотенной бумажке.
– Я это и имел в виду.
– Прожить жизнь так, чтобы спокойно просидеть старость в кресле-качалке – не мой принцип. Всегда казалось, что и ты далек от стремлений к уюту.
– Был далек. Сейчас чаще и чаще задумываюсь об одиночестве.
– О женитьбе?
– Согласен на небогатую и незнаменитую старость, но не допущу одиночества. В тюрьме я размышлял о том, что, если останусь мошенником, судьба перетасует карты. В колоде найдутся лишь пиковые короли.
Жак замолчал. Я в ожидании налил в рюмки пастис19, разбавил его водой и нетерпеливо движениями бровей и головы требовал продолжения.
– Что? – Жак удивленно обратил на меня внимание.
– И? Пиковые короли?
– А! Тебе в детстве не гадали? Обычно процедура мистического процесса начинается с восседания на картах детственницы, а затем ты ассоциативно связываешь себя с королем понравившейся тебе масти. Я был пиковым.
Я рассмеялся.
– Странно, что ты не знал.
– Почему в детстве?
– Ну, ты даешь! Где же по-твоему сейчас взять детственницу? Они бывают только в де-тстве!
Вот такие вот у Жака воспоминания о его нежном возрасте. С моими они никак не совпадают. Колыбельный период и позже меня не окружали девственницы. Я даже долго не догадывался об их существовании. Когда повстречал первую подобную, счет девушкам давно уже исчислялся десятками, поэтому я испугался, обнаружив преграду для члена, и трусливо сбежал от нее краснеющим от стыда пятнадцатилетним подростком. И почему ни Жизель, ни ее коллеги, ни, в конце концов, мои школьные приятели об этом не упоминали?
– Дружище, как у тебя получается? – серьезно спросил Жак, когда я сытый отвалился на спинку стула.
– Что именно?
Он убирал тарелки и упаковки со стола в той же последовательности, что и ставил. Сложил в раковину грязную посуду, тихонько включил воду и, чтобы не смотреть мне в глаза, стал ее медленно мыть.
– Как ты можешь им всем нравиться?
– Я понимаю, как сделать так, чтобы
анисовая водка
