рассказать. И когда Саша об этом думала, у нее от страха подгибались коленки.
За месяц Саша так истосковалась по живому человеческому общению, что рада была перекинуться словами с кассиршей в магазине, с медсестрой, которая ставила капельницы с лекарством в стационаре, с другими “мамочками” в лифте. Она раньше и не представляла, что месяц без взрослых – не считая встречи с подругами и посещение тетей – это невыносимая скука. Инстаграм не помогал – он лишь показывал жизнь, которая Саше была недоступна, раздражал ее выдуманными людскими проблемами.
“У меня, вот, у меня реальная проблема!” – хотелось закричать Саше в экран, а потом разбить телефон об стену. Но здесь она более-менее себя контролировала, потому что, в случае чего, денег на новый Iphone у нее не было.
Выходные были сплошным отчаянием. Будние дни хоть и одинокие, но достаточно загруженные: там бесконечные врачи, анализы, думы, долгие попытки дать ___ невкусное лекарство. Выходные – всегда прогорклое одиночество, воспоминания о том, что там, где-то в прошлой жизни, тусят девчонки. Модные, кажущиеся дорогими, счастливыми, свободными. Подруги, от которых пришлось отказаться. В той жизни, которой не было.
Люси, как назло, улетела отдыхать почти на месяц. Вернее, для Люси и всей ее семьи это было замечательно, но Саше очень хотелось с кем-либо поговорить. Ей хватило самообладания – если таковое вообще присутствовало в ее жизни – не грузить больничную подругу в отпуске, отвечать забавными смайликами на ее “как дела”, и отправлять восторженные эмодзи в ответ на фото потрясающего заката, стараясь подавить зависть и все более глубокое отчаяние.
Саша пришла в кафе, где можно было уловить человеческую речь, напитаться энергией живого общения. Что в торговом центре, что на этаже необъятной зоны фудкорта, везде сновали люди. Лица, лица, лица, большое скопление энергии, которая так была нужна. Она села на мягкий диванчик с микро-столиком, рядом с детской площадкой. Поставила коляску со спящим младенцем около большого растения в горшке, так, что ее можно было и не заметить. Взяла чайник чая – немного поморщилась, какой он маленький за вполне приличные 350 рублей и огромный крендель с шоколадом – так удобнее отщипывать по кусочкам и можно дольше занимать место, не опасаясь косых взглядов. У нее есть часа два, пока он будет спать.
Есть два часа, чтобы немного пожить.
Можно смотреть на мужчин и женщин, быть с нормальными людьми – а совершенно точно значит – быть нормальным человеком. И, может, именно это соседство даст ложное, сладкое и не отлипающее, чувство участия, течения жизни, движения от эмоций к действиям и обратно.
Обычно людские жизни проносились мимо Саши без особого акцента, просто, как проезжающие мимо трамваи и машины: ты вроде видишь их, но даже не подумаешь выцепить и запомнить одну единицу из этого месива техники.
Подошли две девушки с колясками и маленькими детьми одного возраста – 2 или 3 года, Саша еще не разбиралась. Один взгляд – и она абсолютно точно их охарактеризовала, проштамповала и объярлычила. “Мамаши” – так с некоторой
