наверх. В определенный момент, как по команде, блики эти разлетелись в разные стороны и с дикой скоростью стали пронизывать облака. Перед взором ребят открылась стая светящихся птиц. Страх охватил их всех, но был это не тот страх, который заставляет людей с криками бежать к своим домам и прятаться в укромном месте. То был страх, от которого немели конечности, грудь сдавливало, то был страх, который вселял в сердце разум и заставлял сходить его с ума, подстрекал выпрыгнуть из тела, разорвав грудную клетку. Никто не сдвинулся с места, никто не закричал – ужас поработил их. Подобно невидимой цепи, это зрелище сковало их. С ясного неба вдруг пошёл дождь – обжигающе холодный дождь. Когда его капли касались лиц, плеч и рук детей, в том месте на их теле будто образовывался незримый тоннель, соединяющий детские мысли с парящей в вышине стаей. Через этот тоннель птицы высасывали все самые светлые эмоции, превращая испуганных людей в холоднокровных марионеток, чьи тела были опустошены и лишены души. Одна из стальных птиц оторвалась от стаи и опустилась рядом на поле. Подобно цветку, её клюв и крылья начали раскрываться, выворачивая создание наизнанку. Если бы хоть кто-нибудь тогда отвёл глаза, закрыл веки или хотя бы моргнул, то тут же его прорвавшийся крик ужаса разбудил остальных, и все бы сумели спастись бегством. Но этого не произошло.
Из птиц вышли какие-то бледные люди, только они были больше, гораздо больше взрослых. Они начали забирать детей: одного за другим, отводя их в самое сердце раскрытого металлического цветка. Никто не пошевелился, никто не сопротивлялся. И Юна тоже. Но когда пришла её очередь, один из бледных гигантов протянул руку, чтобы схватить девочку за плечо, как вдруг резко отдёрнул её, едва коснувшись пальцами кожи. Его взгляд, полный ужаса обратился к соплеменникам. Он, ярко жестикулируя, дал своим товарищам какой-то особый знак, и они оставили её в покое. Все титаны отвернулись тогда от нее, и пошли прочь. Стоило металлической птице закрыться и оторваться от земли, как в тот же момент волной к Юне пришли все чувства, затёкшие ноги подкосились, и она упала на траву. Она пыталась закричать, но во рту не осталось ни капельки влаги, а горло по ощущениям напоминало наждачную бумагу. Единственное, что она смогла выдавить из себя с дикой болью, был невразумительный тихий хрип. Она смотрела на то, как уводят её друзей, и не могла ничего сделать. От отчаяния и горя она заплакала.
– Я смутно помню, как птицы сложились и поднялись в воздух. Я помню лишь, что очень долго плакала, пока не услышала крики за спиной – меня подняли на руки и отнесли домой. После – я отключилась и проспала четверо суток. Почему меня не забрали с ними – я не знаю. Я вообще не могу здраво мыслить, когда вспоминаю те минуты. Возможно ли вообще трезво оценивать такое после пережитого стресса? Порой, в моей душе рождаются лишь смутные воспоминания того страха. Конечно, они намного слабее и тусклее чувств, что я пережила тогда, но я уверена, что даже эти воспоминания на порядок выше любо ужаса, что я чувствовала до этого. Они зовут меня. Днём они принимают облик знакомых мне людей и предметов, но я понимаю, всё, что
