талант.
– Спасибо.
Такое происходит уже в пятый раз. Я постоянно даю себе слово ездить на трамваях, а не на метро, но, в конечном счете, забываю, и почти всякий раз это заканчивается паническими атаками и рисунками. Атаки все похожи. Поезд качает, я хватаюсь рукой за железный поручень. Кто-нибудь наступает мне на ногу или случайно пихает в локоть, и я чувствую, как нервная судорога сжимает кончики пальцев. Словно апатия и депрессия лично входят невидимками в вагон, чтобы пожать мне руку и поблагодарить за то, что я ежедневно неизменно с ними встречаюсь.
– Спасибо, Леонид, ваши страдания восхищают нас, – должна произносить депрессия тем же монотонным голосом, каким озвучивают названия остановок.
В метро я постоянно думаю о загробном царстве. Древнегреческих и древнеегипетских мифах. Древнеегипетские мне особенно нравятся, они уверяют, что душу может полностью проглотить страшное чудовище за ее плохое поведение. Полное и всесовершенное уничтожение. Шах и мат Сартр со своей идеей ада в виде гостиничного номера: вечно чужого и никогда своего. Слава богу, хотя бы моя мастерская всегда моя. Значит, это по определению – не ад.
Входя домой обнаруживаю странную вещь. Дверь открыта, хотя я ее запирал. Знакомый женский голос заставляет передернуться.
Глава 4
Приехала мама. Что стоило полагать неожиданным. Я был с ней в ссоре уже год как, и визита не ждал. Она застала меня врасплох своим звонком и просьбой встретить на вокзале. По дороге домой мы молчали. Зато, когда вошли, она как ни в чем ни бывало, села на кухне и потребовала: «Лелька, рассказывай, как жизнь». Я никогда не знал и не понимал, что ей на это отвечать, и каким образом, с какими потрохами подавать описание тех событий, которые ее ухо могло бы воспринять. Вскипел чайник, и минутная заминка позволила мне успеть
по-быстрому сложить в голове возможное описание, которое будет звучать как смешное и безобидное:
Помаленьку, – начал я, – Потихоньку-полегоньку.
Кушаешь? – перебила меня мама, и я понял, что зря сочинял рассказ о себе. Я успел за год забыть о том, в каком ключе обычно проистекают наши разговоры.
Кушаю, – я кивнул.
А работа?
Тяжело, но более-менее.
А девушка та, кажется, Ирочкой ее звали? Как у тебя с ней?
Я попытался вспомнить «Ирочку», но, так и не сообразив, когда и о ком рассказывал маме, махнул рукой:
Мы с ней не сошлись характерами и потому давно уже не общались.
А с папой ты созванивался?
На прошлой неделе, – соврал я.
С отцом я не разговаривал уже очень давно. Но об этом знать маме было не обязательно.
Ты что снова пьешь? – мама кивнула головой на пустую бутылку.
Друзья приходили, – я использовал старую отмазку.
Ну, я рада, что у тебя все хорошо, – совершенно не кстати закончила мама наш очень занимательный
