Ах, да, вы же из Москвы… Ну, ничего, Алеша и Лиза объяснят… Я видела Алешиного папу и вышеупомянутую даму рядом с главной площадью района, той, что неподалеку от заводской проходной.
‒ И куда они двигались?
‒ Возле площади существует некий весьма приятный квартальчик, пять-шесть сталинских пятиэтажек, в них проживает местная элита. Аборигены ‒ неофициально ‒ именуют данный оазис «Голубой кровью».
‒ Значит, парочка скрылась в этом квартале?
‒ Послушайте, я за ними не следила. Но, думаю, они пересекли элитный райончик и исчезли в неизвестном направлении.
‒ А она выглядит, эта женщина?
‒ Не Брижит Бардо, естественно, но вполне приятная. Возраст: тридцать-тридцать пять, не более. Хорошего роста, стройная, хотя немного сутулится. Брюнетка. Одета скромно: цветастенькое платьице, босоножечки… Сумочка чудовищно безвкусная – ядовито-красная, грошовая, дерматиновая. Блестела на солнце так, что резало глаза. Если бы не эта сумка, дамочка выглядела бы вполне респектабельно. Но сумка…
‒ Лицо запомнили?
‒ Чего нет, того нет… Ну, мне пора. Задержалась я с вами. До свидания, Алеша и Лиза… А вам, ‒ Фаина кокетливо стреляет глазенками, ‒ если снова приедете погостить, настоятельно рекомендую заглянуть в школу № 48. Я не только преподаватель английского, но и классный руководитель. Обменяемся мнениями по поводу Алеши. К сожалению, у него есть некоторые проблемы. В частности, с иностранным языком… Бай!
Игриво машет ручкой и уцокивает вдаль.
Растерянно стоим втроем на Бонч-Бруевича, как люди, заблудившиеся в тайге.
Куда теперь идти?
И все же во мне тихонько зуммерит надежда.
Машинально вынимаю записную книжечку, в которой заполнены только четыре листочка. Перелистываю. Читаю. Вскрикиваю! И принимаюсь давить на кнопочки мобилы.
* * *
31 декабря 1999-го года.
Частный сыщик по прозвищу Королек
В этом году, в октябре я подвернул ногу. Да так основательно, что пока добрался до поликлиники, едва не грохнулся в обморок. К горлу подступила тошнота, окружающая действительность – мерклое небо, шаблонные короба зданий, машины, трамваи – внезапно начала бледнеть, выцветать, покрылась зеленцой, словно смотрел сквозь защитные очки.
Эта зелень и нестерпимая игольчатая боль в лодыжке слились воедино, и я равнодушно размышлял, свалюсь в октябрьскую грязюку прямо сейчас или чуток погодя. Все-таки оклемался, доковылял и занял очередь к хирургу.
Время волочилось томительно долго. Я сидел на топчанчике, оцепенело привалившись спиной к стене, и глазел на противоположную стену, которую украшал плакат о вреде случайных половых связей.
По угрюмому тоскливо-длинному, как тоннель, коридору, перестукивая каблучками, промелькнула девчушечка – махонького росточка, ладненькая, в беленькой шапочке и халатике. На фоне скудной, пропитавшейся снадобьями и человечьими запахами казенщины, она казалась лучиком чистейшего света в темном царстве. Я заметил, что улыбаюсь.
Через
