о своем.
С изумлением ощущаю в себе азарт погони.
Молча движемся за «дядей Ромой», глядя на его покачивающуюся спину в свинцового цвета плащике. Мимо довоенных и послевоенных горемычных облезлых домишек, выкрашенных, в основном, в песочный цвет. Некоторые из них ‒ в сероватых от времени завитках лепнины. Асфальт весь в ухабинах, трещинах и заплатах. А вокруг – волшебные разноцветные деревья, беспечно сбрасывающие листву.
Наконец добираемся до пятиэтажного здания, возведенного в помпезном имперском стиле, с колоннами и прочими псевдоклассическими наворотами. На первом этаже размещается кинотеатр «Родина». Когда-то здесь в темноте и дыхании зала угловатый пацаненок Алешка с открытым ртом и сияющими глазенками таращился на экран.
Роман останавливается как раз у входа в кинотеатр. Тот украшен лепной аркой и оттого кажется вратами дворца – одряхлевшего, растерявшего былую роскошь, но еще изображающего из себя восьмое чудо света. Нахохлившись, закуривает. Видимо, кого-то ждет.
Перед кинотеатром – небольшая площадь. Укрыться на ней невозможно, и мы прячемся за углом магазина спорттоваров.
Время от времени Алешка, как самый глазастый из нас, высовывается ‒ и отрицательно мотает головой.
И вдруг – после очередного подглядывания ‒ шепчет:
‒ Кто-то к нему подошел.
‒ Опиши этого человека.
‒ Плащ такой… желтоватый, серая шляпа, брюки тоже серые, ботинки… ботинки черные.
‒ А лицо?
‒ Он боком стоит… А сейчас ‒ вообще спиной. Он немножко выше дяди Ромы. Сантиметров на пять… Расходятся!
Неизвестный направляется к трамвайной остановке. Походочка летящая, танцующая, уверенная. Роман, немного помедлив, шкандыбает куда-то вдоль торцевой стены кинотеатра.
Тут же вспоминаю великий роман Булгакова: «излюбленный бандитский прием – уходить врассыпную».
‒ Двигаем! ‒ командую ребятам. ‒ За мужиком!
Почти бегом следуем за незнакомцем. Пересекаем широченный унылый Коммунистический проспект – как раз вовремя. Парень влезает в трамвайное нутро. Мы – за ним.
Алеша, стесняясь, сует толстой молодой хамоватой кондукторше девять копеек, оплачивая проезд нас троих.
Все сиденья в вагоне заняты. Парень стоит, вцепившись в перекладину. Симпатичный: римский нос, темные прямые брови. Только рот и подбородок невыразительные, вялые.
Изо всех сил стараюсь не пялиться на него, а сам думаю: «Господи, что я творю! Наверняка и «дядя Рома», и этот тип непричастны к смерти отца! Я ‒ глупец! Выслеживаю невесть кого и упускаю истинного убийцу!»
Меня до костей пронизывает ощущение провала, бессмысленности моих нелепых телодвижений, предчувствие неминуемой катастрофы. Я ведь даже не представляю, где сейчас отец и кто собирается его уничтожить!
Мало того, не знаю мотива.
Отца убили не из-за денег. А из-за чего?
Ненависть? Чушь
