– немедленно следует совершить нечто эпохальное, чтобы запомнилось на оставшуюся жизнь.
Это желание свербит неотвязно. Новорожденное тысячелетие неслышно отворяется, как исполинские ворота, за которыми – звездная тьма.
Скоро пробьет двенадцать!
Хлопает пробка. Наливаю в бокалы шипящее, пузырящееся шампанское. Включаю телик ‒ только для того, чтобы не упустить время, ‒ и вижу седого усталого человека со слегка гнусавым, мгновенно узнаваемым голосом.
‒ … Я ухожу. Ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми, умными, сильными, энергичными людьми…
Свершилось!
Когда он пришел во власть, я был начинающим следаком прокуратуры и не понял, что произошло. Но старшие были в восторге: свой в доску мужик ‒ прямой, непреклонный, неодолимый! Этот не будет хитрить, кривить душой, рубанет так, что мало не покажется. Да, языком трудно ворочает, слова будто тяжести таскает. Но именно краснобаи завели страну в тупик.
Наворотил он немало. Словно сама собой возникла полунищая кровавая страна, которая волочилась невесть куда, раскачиваясь из стороны в сторону, как не держащийся на ногах алкаш.
И вот он уходит, пьющий обрюзгший несчастный старик. Незадачливый Дед Мороз, который меньшинству притащил огроменный мешок подарков, а большинству – проблемы и горе. Растворяется в прошлом. В двадцатом веке. Во втором тысячелетии. Третье тысячелетие нам начинать без него.
Бьют куранты.
‒ Счастья тебе, Сероглазка, самого большого, какое только возможно!
Вижу: нос у нее красный, глаза мокрые. И пугаюсь.
‒ Что случилось?
‒ Ельцина жа-а-а-лко!
Обнимаю ее пушистое тельце. На моих щеках ‒ соленые Сероглазкины слезы.
Тихонько говорю в маленькое ушко:
‒ Сероглазка, выходи за меня замуж!
Господи, твоя воля, что произнесли мои очумелые губы! От великолепия невероятной ночи, от бордо и шампанского, от прощальных ельцинских слов я рассиропился и потерял контроль над собой!
Но сказанного не воротишь.
Сероглазка отодвигается, смотрит на меня сияющими мокрыми глазами.
‒ Королек, ты сделал мне предложение?
‒ Вроде того, ‒ соглашаюсь уныло.
‒ Я буду самой лучшей женой! Самой лучшей во всем мире!
‒ Охотно верю.
Сероглазка обвивает мою шею своими ручонками, прижимается крепко-крепко, целует, и мои щеки становятся мокрыми от ее счастливых слез.
Так незаметно скользим в третье тысячелетие. И абсолютно нет никакой помпезности, пафоса, только за окнами трещат и взрываются петарды. Но так происходит каждый Новый год, и этот не исключение.
Пьем за нас двоих, Королька и Сероглазку. И я уже не вполне понимаю, доволен я или удручен?
Завтра разберемся. Впрочем, завтра уже наступило…
Названивает мобила.
‒
