времени, которое очень живо помнил Уоррен – всё такое обычное, неизменённое. Водопровод и электричество, добротность, серьёзная стоимость и относительный простор каждого жилища, широкие улицы, брусчатка и размеренная жизнь прогуливающихся по паркам и площадям ньонцев.
Переходя на следующую улицу, Уоррен каждый раз словно терялся. Здесь высоко в воздухе проносились шарообразные экипажи, подстрахованные тремя стальными рельсами, удержавшими бы экипаж, попытайся его сбить даже несколько перевёртышей. Здесь дома имели дюжину этажей сверху и больше напоминали резные белые башни-деревья, увитые очень светлыми лианами, часть которых ярко цвела какими-то нежными, сахарными оттенками голубого, сиреневого, розового и жёлтого. Меж домов по рельсам прокатывались белые машины, мигающие индикаторами ярко-розового или ослепительно-бирюзового оттенков, то и дело приставая к металлическим ставням нижних окон зданий и явно что-то выгружая. Здесь фонари висели очень высоко над землёй – где-то в воздухе под самым небом. Здесь яркими огнями на разных языках горели вывески, гласившие о предоставлении разнообразных услуг, от просто неожиданных, до крайне экзотических и полубезумных. Здесь на улице играло много детей, и малыши смело взбирались на аппараты-доставщики, не обращая внимания на писк и треск фиолетово-красных индикаторов опасности.
Но четвёртая, какая-то геометрически идеальная, совершенная улица поражала не меньше, хотя Уоррен уже проезжал по ней, направляясь в Три-Алле – дома-башни выглядели ещё мощнее и выше, увитые лианами точно так же, они щетинились длинными пиками, на которых были уложены мостки, соединяющие здания между собой на огромной высоте. Улица просматривалась по всей длине на огромное расстояние. Здесь уже не сновали по улицам машины-доставщики, не горели разноцветными огнями вывески, а мостовую покрыл мягкий, пружинящий под ногами мох, такой чистый и благоухающий, что захотелось снять обувь и пройтись по нему босиком. Как это возможно посреди шумной столицы? Фонари-коротышки, бросившиеся в глаза Уоррену во время поездки к Вайсваррену, оказались сконструированы для этих улиц таким образом, чтобы освещали только дорогу, а сам свет не попадал в глаза. И когда начало темнеть, сияние ночного Ньона именно здесь выглядело прекраснее всего. Очень может быть, что на такой улице захотелось бы пожить любому разумному, даже обеспеченному герцогу империи.
Затем Элайну пришлось пережить небольшое приключение "в поисках Даймонда", когда ради Шесны он забрался в ту часть дома клана Дан-на-Хэйвин, куда никогда не думал попасть. Но дело кончилось успехом, а потому наконец-то можно было отправляться в Мэйнери.
Тётушки встретили Уоррена объятиями, поцелуями и вытиранием своих слёз со щёк и с самого Элайна. А потом все одновременно принялись ругать его за то, что им пришлось следить по журналам за его возвращением, а не лицезреть сразу по прибытии.
Но Уоррен был уверен, что тётушки не слишком обиделись, когда он уснул на диване ещё до апогея всеобщего осуждения.
На следующий день императорский
