записей. Невозможно было не заметить: Бергваль настолько одурманен, что временами не в состоянии говорить и передвигаться. А прием препаратов происходил совершенно открыто.
– Употребление лекарств когда-либо обсуждалось между тобой и твоим адвокатом?
– Нет! Никогда.
– Никто не ставил под сомнение использование этих средств?
– Никогда в жизни. Я даже не слышал, чтобы кто-нибудь задал хоть малейший вопрос по этому поводу.
По словам Стюре, врачи, психотерапевты и санитары совместными усилиями обеспечивали ему постоянный свободный доступ к наркотическим препаратам.
– Да, сегодня это кажется непостижимым, но тогда я был благодарен им за то, что никто не задавался этим вопросом. Это означало, что я мог продолжать употреблять наркотики.
Стюре утверждал, что постоянно находился в состоянии наркотического опьянения в течение десяти лет. За это время он помог осудить самого себя за восемь убийств, которых не совершал.
Затем все внезапно прервалось.
– Однажды, должно быть, в середине две тысячи первого года, поступило указание нового главврача Сэтерской больницы Йорана Чельберга. Все препараты отменить. Никаких бензодиазепинов. Меня охватила полнейшая паника при мысли об абстиненции и побочных эффектах.
Я подумал о словах, произнесенных бывшим главврачом Йораном Чельбергом в беседе со мной несколькими месяцами раньше, – что он не желает «участвовать в сокрытии правового скандала». Кажется, я начинал догадываться, что думал Чельберг по поводу Квика, убийств и приема лекарств.
Стюре считал, что его признания в убийствах и свободная выдача препаратов – своего рода молчаливый уговор между ним и Сэтерской больницей, но теперь договор внезапно оказался разорван. Стюре отреагировал бурно – гневом, озлобленностью и страхом.
– Как я смогу жить без лекарств? Как я смогу существовать – чисто физически?
На этом этапе Стюре сидел на таких огромных дозах бензодиазепинов, что количество препаратов пришлось постепенно снижать в течение восьми месяцев.
– Это было трудное время. Я практически не выходил из своей комнаты. Единственное, на что у меня хватало сил, – это слушать радио «Р1».
Бергваль скрестил руки на груди, ухватившись пальцами за собственные плечи.
– Я лежал на кровати вот так, – проговорил он и сильно затрясся.
– Стало быть, ты неожиданно протрезвел и почувствовал себя здоровым. Но тут оказалось, что ты осужден на пожизненное заключение за восемь убийств.
– Да.
– И ты сам способствовал этому!
– Да. И я не находил никакого выхода. Рядом со мной не было никого – ни одного человека, к которому я мог бы обратиться за поддержкой.
– Почему?
Мой собеседник замолк, с удивлением посмотрел на меня, потом рассмеялся и ответил:
– А куда бы я обратился?
