за долгие столетия общения с людьми и змеями, за короткий срок облупился, и медведи превратились в обычное зверье. Так же получилось и с нами. Кто еще, кроме меня, знает заветную змеиную молвь? Мир приходит в упадок, и даже родниковая вода теперь отдает горечью.
Ну да ладно. В те времена, во времена моего детства, медведи еще способны были обмениваться мыслями с людьми. Мы, правда, никогда не были друзьями, мы никогда не считали медведей ровней себе. В конце концов, это же мы отесывали медведей и за уши вытягивали их из первобытной дикости. В своем роде они были учениками людей, отсюда и наше превосходство. К тому же надо учесть и медвежью похотливость и непонятную тягу к ним наших женщин. Так что всякий мужик смотрел на медведей с легким подозрением: уж не путается ли эта похотливая косматая туша с моей женой… Что-то больно уж часто обнаруживается в постели медвежья шерсть.
Но с моим отцом случилось много хуже: он наткнулся в постели не просто на медвежью шерсть, но на целого медведя. В общем-то, ничего страшного, достаточно было хорошенько шипнуть на него, и застигнутый на месте косолапый, прижав уши, припустил бы в лес. Но отец стал забывать заветные змеиные заклятья, ведь в деревне в них надобности не было, к тому же он не придавал им особого значения, считал, что серп и ручной жёрнов ему куда нужнее. Поэтому, застав в своей постели медведя, он забормотал что-то по-немецки, медведь от непонятных слов пришел в замешательство и, взбудораженный тем, что его застигли врасплох, откусил отцу голову.
Естественно, он тотчас пожалел об этом, ведь медведи, в сущности, звери не кровожадные, в отличие, скажем, от волков, которые и впрямь лишь под воздействием заветных змеиных заклятий служат человеку, позволяют ездить верхом на себе и доить. Вообще-то волки довольно опасные домашние животные, но поскольку ни у кого в лесу нет молока вкуснее, люди мирятся с опасностью, тем более что змеиные заклятья превращают волков в кроткие безобидные создания вроде синичек. Но медведь все-таки существо разумное. Косолапый, что прикончил отца, пришел в отчаяние и, поскольку преступление было совершено в приступе похоти, тут же в наказание себе откусил свои причиндалы.
Затем мать и оскопленный медведь сожгли тело отца, и медведь, заверив маму, что больше они никогда не встретятся, убежал в лесную чащу. Такой исход дела, похоже, вполне устроил мать, как уже сказано, она чувствовала за собой страшную вину, и ее любовь к медведю испарилась в одночасье. На всю оставшуюся жизнь она невзлюбила медведей, тотчас шипела, заметив их, и тем самым заставляла исчезнуть со своей дороги. Эта ее неприязнь повлекла за собой впоследствии массу передряг и ссор в нашей семье, но об этом я расскажу потом, сейчас не время.
После смерти отца мать не видела никаких причин оставаться в деревне, она приладила себе на закорки меня, взяла за руку мою сестру и отправилась обратно в лес. Ее брат, мой дядя Вотеле, по-прежнему жил в лесу, он взял нас под опеку, помог соорудить хижину и подарил двух молодых волчиц,
