я опять бродил по опушке леса, жадно поглядывая в сторону деревни. Со мной был и приятель Пяртель, в конце концов он предложил:
– Чего это мы с такой дали подглядываем, давай поближе подберемся.
Предложение показалось в высшей степени опасным, при одной только мысли о нем аж сердце заколотилось в груди. Да и Пяртель выглядел не слишком отважно, он смотрел на меня с таким видом, будто ждал, что я замотаю головой и откажусь, – наверняка он и сам испугался своих слов. Но я не стал мотать головой, а, напротив, кивнул:
– Давай.
Как только я произнес это, мне показалось, будто я прыгнул в какое-то черное лесное озеро. Мы сделали шаг, другой и остановились в нерешительности, я взглянул на Пяртеля и увидел, что приятель стал белее облака.
– Пойдем дальше? – спросил он.
– Ну да.
И мы пошли. Жуть. Первая изба была уже совсем близко, но людей, к счастью, нигде видно не было. Мы с Пяртелем не договаривались, как далеко зайдем. До самой избы? И что дальше – в дверь? На такое мы бы едва ли решились. Ком застрял в горле; хотелось сломя голову броситься обратно, в лес, но поскольку приятель шел рядом, смалодушничать никак было нельзя. Пяртель наверняка думал о том же, потому что время от времени я слышал, как он всхлипывает. Тем не менее, словно завороженные, мы шаг за шагом двигались дальше.
Тут из избы вышла девчонка, нашего примерно возраста. Мы замерли. Появись перед нами кто-то взрослый, мы наверняка с громким криком бросились бы обратно в лес, но бежать от нашей сверстницы вроде как причин не было. Она не показалась нам такой уж опасной, что с того, что деревенская. Тем не менее, мы были предельно осторожны, пялились на нее, но не приближались.
Девчонка в свою очередь заметила нас, но, похоже, ничуть не испугалась.
– Вы из лесу, да? – спросила она.
Мы кивнули.
– Пришли жить в деревню?
– Нет, – ответил Пяртель, а я решил прихвастнуть, что в деревне я уже жил, но больше не живу.
– Чего ж ты вернулся? – удивилась девчонка. – Никто в лес не возвращается, все перебираются из лесу в деревню. В лесу только дураки живут.
– Сама дура, – ответил я.
– Вовсе нет, это ты дурак. Все говорят, что в лесу одни придурошные живут. Ты погляди, во что ты одет! В шкуры! Ужас! Прямо зверь какой-то.
Мы сравнили одежду свою и девчонкину и вынуждены были признать, что она права: наша одежда из волчьих и козьих шкур и вправду была неказиста и торчала колом, тогда как на девчонке была длинная воздушная рубашка, не похожая ни на какую звериную шкуру, и она колыхалась на ветру.
– Это вам не шкура какая-нибудь, а ткань, – сказала девчонка. – Ее ткут.
Нам это слово не сказало ничего. Девчонка рассмеялась.
– Так вы не знаете, что такое ткать? – воскликнула она. – Вы и ткацкого станка не видели? А прялку? Заходите, я покажу.
Приглашение и напугало и в то же время заинтриговало. Мы с Пяртелем переглянулись и решились-таки рискнуть.
