что слова вырывались прямо на вдохе. – Как и остальные трагедии.
– Серьезно? – произнесла Филиппа ровным тоном. – Ты собираешься строить аргументацию, отталкиваясь от названия пьесы?
– А я все еще жажду услышать про четырнадцать пороков, – заметил Александр.
– Я не имел в виду, что их точно четырнадцать, – тихо вымолвил Ричард. – Попробую выразиться по-другому… Невозможно выделить, что именно приводит к тому, что он кончает с собой.
– Разве нельзя утверждать, что трагический порок Брута в его непреодолимой любви к Риму? – спросил я, переведя взгляд на Джеймса, который, прищурившись, пристально разглядывал Ричарда.
Фредерик безмолвно застыл у доски, слушая нас.
– Нет, – повторил Ричард, – помимо прочего есть его гордость, его самодовольство, тщеславие…
Ясный голос Джеймса прорезал низкий, царапающий баритон Ричарда.
– Но ведь это по сути – одно и то же, что ты должен понимать лучше всех.
В галерее воцарилась гробовая тишина. Джеймс стиснул зубы и уставился на Ричарда. Я знал, что он не собирался говорить вслух ничего подобного, и мое сердце бухало так, будто я сам сболтнул это несколько секунд назад.
– Что ты сказал? – спросил Ричард ледяным тоном, и волосы у меня на затылке встали дыбом.
Джеймс сглотнул и ответил:
– Ты меня слышал.
– Да, мать твою, слышал, – процедил Ричард, и от звука его голоса у меня мурашки побежали по спине, замораживая все позвонки. – Я даю тебе возможность забрать свои слова обратно.
– Джентльмены. – Я почти забыл, что Фредерик был в комнате: он говорил очень тихо, и на мгновение мне почудилось, что он сейчас потеряет сознание, шокированный ситуацией. – Хватит.
Ричард, который практически сполз с кушетки и наклонился вперед, как зверь, готовившийся к прыжку, резко откинулся на подушки.
Джеймс нервно облизнул нижнюю губу и отвел взгляд.
– Прошу прощения, Ричард, – коротко и сухо произнес он. – Мне не следовало так говорить.
Гнев исчез с лица Ричарда, подобно молниеносной вспышке, хотя в его глазах осталась неожиданная удрученность… но лишь на мгновение. Он печально улыбнулся.
– Полагаю, критику в свой адрес я заслужил. Я даже не извинился за ту маленькую выходку в день первой репетиции. Мир, Джеймс?
– Да, конечно, – ответил он, подняв голову и немного расслабив плечи. – Мир.
После неловкой паузы, во время которой я обменялся быстрыми, озадаченными взглядами с Филиппой и Александром, Мередит сказала:
– Ради бога, это просто пьеса.
– Что ж, – вздохнул Фредерик, снимая очки и протирая линзы краем рубашки. – Дуэли случались и по иным – совсем несущественным – поводам.
Ричард вскинул бровь, посмотрев на Джеймса в упор.
– Мечи, за столовой, на рассвете?
– Только если Оливер будет моим секундантом. – Джеймс.
– «Но я, надеясь жить,
