а он все о нашей с ним Польше знал. К счастью, еще жива его сестра и она кое-что знает – и есть портреты. (О встрече с собой, живой – на портрете моей польской прабабки Гр<афини> Ледуховской – когда-нибудь расскажу. Сходство – до жути!)238.
23 августа 1933 г. М. Цветаева навестила своих польских родственниц – 83-летнюю А. С. Бернацкую и ее двух дочерей239, своих двоюродных сестер (по линии матери) в Русском доме в Sainte-Geneviève-des-Bois, где они жили. На следующий день после этой встречи в письме к Буниной Цветаева упоминает, что А. С. Бернацкая подарила ей «фотографию трех сестер, с грустными лицами, в пышных платьях, из которых самая красивая и самая печальная – мать моей матери, умершая 22 лет (Мария Лукинична Бернацкая)»240. Узнав от родственниц многое о своих польских корнях, Цветаева отмечает, что женщины в ее польской родословной, в отличие от мужчин-долгожителей, умирали молодыми: «прабабка гр<афиня> Ледуховская (я – ее двойник), породив семеро детей, умерла до 30-ти лет241, моя бабушка – Мария Лукинична Бернацкая – 22 лет242, моя мать, Мария Александровна Цветаева – 34 л<ет>243»244. В духе романтического максимализма Цветаева преуменьшает продолжительность жизни своей польской прабабушки, бабушки и матери, усиливая тем самым трагизм их судьбы. В письме к Тесковой от 26 января 1934 г. она пишет, что их «ранняя смерть и несчастная любовь245» – это «гений» женского рода Цветаевых, который она испытала и на себе246.
Большой, увеличенный с дагерротипа, портрет М. Бернацкой, сделанный незадолго до ее смерти, висел в московском доме Цветаевых в Трехпрудном переулке (илл. 1.). Этот портрет стал для сестер Цветаевых первой встречей с Польшей и осознанием в себе польской крови. В Воспоминаниях А. Цветаевой, начатых ею в 1957 г., этот портрет неоднократно упоминается как образ, сопровождающий все их детство и юность. В экфрастическом описании этого портрета Цветаева достигает эффекта живого присутствия рано ушедшей «красавицы»-польки:
[…] темноокое, с тяжелыми веками, печальное лицо с точно кистью проведенными бровками, правильными милыми чертами, добрым, горечью тронутым ртом (много позже узнали мы, что она была с дедом несчастна – он был тяжелого нрава). Встретились они – на балу… Черный атлас старинного покроя кофты, широкой. […] и тонкая рука мягко и смутно хранит память – тусклость жемчужин на этом портрете – на руке ли? в ухе, серьгой? Странной моды два локона, строго по одному у щеки, прямой пробор темных волос, – и через все, надо всем – этот тяжелый взгляд куда-то вбок, мимо, вдаль, взгляд весомый, как сама печаль, как – быть может – ожидание смерти?247.
Цветаева акцентирует здесь те черты, которые станут лейтмотивными в цветаевском восприятии польки – глубокая печаль от несчастного брака и предчувствия ранней смерти, аристократическая красота (тонкие брови и руки, жемчужные украшения)248, доброта… Цветаева соотносит ранние смерти бабушки и матери, воспринимая эти трагические уходы как источник их с Мариной творчества: «Взгляд, как крыло, простершийся над нашим отрочеством (остались без матери одиннадцати
М. И. Цветаева,
Бернацкая (урожд. Островская) Аделаида Степановна (17.11.1850, Тамбовская губ. – 10.04.1938, Сент-Женевьев-де-Буа); Васьянова (урожд. Бернацкая) Евгения Михайловна (8/20.01.1875, Москва – 08.09.1963, Франция); Гарязина (урожд. Бернацкая) Ольга Михайловна (6/18.01.1871, Борисоглебск Тамбовской губ. – 18.10.1966, Сент-Женевьев-де-Буа) (
М. И. Цветаева,
В записной книжке 1933 г. (между 23 и 24 августа) М. Цветаева указывает, что она прожила 30 лет (1821–1851) (М. И. Цветаева,
Мария Лукинична Бернацкая (09.01.1842 – 21.11.1868) прожила 26 лет, крещена 30 августа 1842 г. в Варшавском Св.-Троицком кафедральном соборе, 8 ноября 1867 г. венчалась с Александром Даниловичем Мейном (1836‒1899) в Николаевской церкви (на Курьих ножках); умерла, «оставив дочь девятнадцати дней» (Е. К. Синицына,
Согласно
М. И. Цветаева,
А. С. Бернацкая рассказала ей о том, что М. Л. Бернацкая «встретилась с дедушкой (Александром Даниловичем Мейном) на балу, что была с ним несчастна…» (А. И. Цветаева,
М. И. Цветаева,
А. И. Цветаева,
Позже Цветаева упоминает о «урожденной княжне Бернацкой» (там же, т. 2, с. 357).
