каким-то сдавленным голосом сказал:
«К нам!» И сразу раздался шипящий, такой знакомый охотникам звук садящихся на воду птиц. Это были три чирка. Они замерли на светлой полоске воды, как умеют это делать только дикие птицы, и лишь круги на воде от их посадки свидетельствовали о том, что в обстановке нашего тихого плёса что-то изменилось.
«Стреляем по счёту три, – прошипел Жека и начал считать: – один, дваа…»
И тут случилось неожиданное. Мой, тот самый – «правый» чирок, которого я уже держал на мушке и пожирал глазами, вдруг быстро поплыл к среднему и заплыл за него.
– «Три» – выдохнул Женька, и грохнули одновременно два выстрела. Не стрелял только я, не успев сообразить, в какого же мне теперь надо было стрелять. Два из трёх: тот самый мой – правый и Женькин средний, опрокинутые выстрелами, забили крыльями по воде, а третий, – Серёжкин, – взлетел и пошёл вбок, набирая высоту и скорость. И я ударил по нему – влёт, почти не целясь, навскидку, как учили охотничьи книги… Выстрелил со злости, что застрелили моего правого, выстрелил потому, что не мог, ну, не мог я сейчас остаться без выстрела. Но больше всего, видимо, потому, что пришла, наконец, пора и мне научиться стрелять – влёт.
И чирок – упал…
Последний дробовой
В начале октября 1954 года выяснилось, что меня призывают в армию. Как это тогда называлось – отдать священный долг Родине. Вообще-то, девятнадцать лет мне исполнялось только в конце ноября, и я надеялся ещё годик погулять. А тут – повестка, медкомиссия, предписание… На работе быстро оформили расчёт, и у меня осталась ещё целая неделя до отправки. Точно такая же ситуация, почти день в день была и у моего приятеля-сверстника Генки Москвичёва. Вот, и решили мы на прощание съездить на охоту. К тому же до нас дошли слухи, что на Ладоге и Вуоксе хорошо идёт пролётная утка.
У Генки в деревне Запорожское жил знакомый, который держал на Суходольском озере лодку, так что раздумывать нам долго не пришлось. Прихватив весь имеющийся дома запас патронов, мы немедленно рванулись туда.
Озеро встретило нас сырой серенькой погодой. Место, где нам выдавали лодку, «прикованную» на огромный замок с цепью, более подходящей к крейсеру «Аврора», находилось в самом конце озера, где оно начинало сужаться, втягиваясь в горло знаменитого в то время «Тайполенского» порога, истока реки Бурной. По обоим её берегам виднелись многочисленные фигурки рыболовов, размахивающих тяжёлыми спиннинговыми удилищами. Лов лосося в те годы был ещё не запрещён. Полученная нами лодка являла собой грубо сколоченный «дощаник», неуклюжий и тяжёлый на ходу, и вёсла были ей подстать. Но выбора у нас не было, – всё, что могло передвигаться по воде, уже курсировало по озеру.
Утка действительно летела хорошо. И высоко в небе, и низко над водой то и дело мелькали пролетающие стаи. Когда они присаживались на воду, к ним устремлялись лодки с охотниками, отовсюду слышались выстрелы. На нашей плоскодонке всё было не просто. При движении даже по небольшой волне с боковым ветром её порядочно захлёстывало,
