и элегантной закустовкой. Теперь у причала остались только те, что были в ремонте. Наскоро побросав в челны чучела, рюкзаки и ружья, отчалили. Королюк мощными толчками гнал по каналу свой лёгкий челночёк. Я хотя и помогал Женьке коротким веслом, но мы всё равно отставали.
Тут, мне кажется, уместно будет сделать небольшое историческое, а заодно и техническое отступление. Дело в том, что та самая, отлично спроектированная для конкретных условий лодочка, называемая охотничьим челном, так похожая на своих базовских собратьев, но более лёгкая и совершенная, а поэтому так легко уходящая сейчас от нас с Жекой, – была действительно Ворошиловской, построенной по заказу Петра Клементьевича Ворошилова, заядлого охотника, ведущего инженера одного из крупных ленинградских предприятий ВПК и сына бывшего знаменитого советского наркома обороны – Климента Ефремовича.
Хотя к тому времени младший Ворошилов уже жил и работал в Москве, его чёлн оставался на его любимой охотбазе, куда он приезжал иногда из Москвы на спортивном автомобиле «Татра» поохотиться и порыбачить.
А вообще-то, охотничий чёлн – вещь не простая. На нём не гребут вёслами, как на лодке, а толкаются пропёшкой, упираясь ею в дно, одновременно подгребая и руля, поскольку пропёшка – это длинный тонкий шест с лопастью на одном конце и удобной рукояткой на другом. А озеро Раковое такое мелкое, что повсеместно достаёшь пропёшкой до дна. Чёлн – судёнышко низкобортное, но достаточно широкое, запалубленное по бортам, с носа и с кормы. Её средняя, открытая часть, где размещаются два охотника, обрамлена так называемой «закустовкой», – невысоким ограждением, сплетённым из ивовых прутьев и камыша, скрывающим стрелков от зорких утиных глаз. Оборудованный таким образом чёлн, загнанный даже в негустую водную растительность, своей окраской и маскировкой сливался с местностью.
Когда под аккомпанемент начавшейся стрельбы мы, наконец, добрались до центрального плёса, все лучшие места были уже заняты. Везде: – на мысках вдающихся в плёс тростников, в отдельных куртинах куги, растущей посреди плеса и просто на воде в проливе, – всюду виднелись челны. Кончалась первая декада октября, при очень лёгком южном ветре моросил мелкий дождь, за береговые тростники ещё цеплялись последние клочья тумана, и – низко, часто, большими стаями летела черневая утка, в основном саук.[7] Ленинградские охотники любят эту маленькую, стремительную в полёте птицу за её доверчивость и глупость, но стрелять её, крепкую на рану, и добирать подранков на воде – ой, как не просто.
Пришлось нам встать во втором эшелоне, в редком тростнике на краю плёса. Охотники, стоящие на первых позициях, из-за плохой видимости в тумане подпускали налетающие стаи слишком близко, стреляли в упор и часто мазали. Птицы, напуганные стрельбой, начинали набирать высоту, немного теряя при этом скорость, и на самой выгодной дистанции, около двадцати пяти метров, подставляли нам свои белоснежные брюшки.
– распространённое в те годы среди ленинградских охотников название небольшой морской утки – морянки.
