Она была пущена в ход ими самими. Уже в плену, после Хиросимы, Вейцзеккер говорил: «Если бы мы все желали победы Германии, мы наверняка добились бы успеха». Макс фон Лауэ многозначительно намекал: «Если кто не желает сделать открытие, он его не сделает». Но это – не более, чем попытка выдать нужду за добродетель.
Значительно более серьезно звучат доводы о том, что, при всех производственных возможностях Третьего рейха, для него – в условиях войны, тяжелых потерь, особенно на восточном фронте, необходимости производить огромное количество обычных вооружений – была просто непосильной задача создать атомную промышленность.
Но некоторые историки не могут согласиться и с этой версией. Англичанин Д. Ирвинг, автор книги «Вирусный флигель» о нацистских ядерных исследованиях, пишет:
«Неудачу Германии в деле создания атомной бомбы часто объясняют слабостью ее промышленности в сравнении с американской. Но дело заключалось не в слабости немецкой промышленности. Она-то обеспечила физиков необходимым количеством металлического урана. Дело в том, что немецкие ученые не сумели правильно использовать его».
Можно сколько угодно спорить о том, хватило бы или не хватило у Третьего рейха производственных возможностей для изготовления бомбы, потому что в реальности в Германии не было предпринято даже попытки придать атомным работам сколько-нибудь значительный размах, сравнимый хотя бы с программой «Фау»!
Гейзенберг впоследствии говорил: «Весной 1942 года у нас не было морального права рекомендовать правительству отрядить на атомные работы 120 тысяч человек». Опять все сводится к моральным принципам немецких физиков (только вывернутым наизнанку: слова Гейзенберга прямо противоречат утверждениям его коллег о сознательном саботаже).
Дело станет намного яснее, если сравнить условия, в которых протекали атомные исследования в Германии и в Америке. В США все работы были сосредоточены в руках одной мощной организации – «Проекта Манхэттен». Занятые в нем ученые, при всех неизбежных сложностях человеческих отношений, соперничества и т. д., составляли единый творческий коллектив. Многие из них впоследствии сожалели о том, что сотворили, но не подлежит сомнению: вплоть до разгрома Германии они считали целью своей работы противодействие фашистской ядерной угрозе, и это их воодушевляло.
Главный администратор «Проекта Манхэттен» генерал Гровс, сам представитель военно-бюрократической машины, понимал, как тяжело согласуются действия этой машины с научным творчеством, и наставлял своих подчиненных: «Мы здесь собрали самую большую в мире коллекцию битых горшков (т. е. – чокнутых, так генерал аттестовал ученых), постарайтесь относиться к ним с пониманием!»
И при всем сознании своей ответственности, при всех неизбежных ограничениях секретности, занятые в «Проекте» физики не переставали чувствовать себя прежде всего свободными людьми. Известна история о том,
