глубокая, глухая усталость, и ощущение наступившей передышки. Как будто его на время оставили в покое.
Дальше они в тот раз не пошли.
От М. он поехал на день рождения старого друга. Там было шумно, тесно, радостно, суматошно и очень уютно. Когда он сел за стол, со всеми поздоровавшись и обнявшись, усталость дала о себе знать. С ней накатила тоска. Захотелось согнуться, спрятать лицо, то ли рыдать, то ли кричать. Но постепенно он успокоился.
Неокончательный диагноз. Кресло стоматолога
Он всё еще пытался сохранить здравый рассудок. Для этого нужно было найти объяснения загадочным явлениям. Какие-то реальные события, может быть, травматический опыт из раннего детства этой девочки, что-то, что безусловно было «на самом деле». Что-то из ее жизни, что он мог бы вспомнить. Например, как он отшатывался от чего-то ужасного, вжимаясь в спинку стула, – может быть, это было в кабинете стоматолога? Дети боятся зубных врачей, и несколько десятков лет назад с анестезией было всё далеко не так благополучно, как сейчас. Помнишь, как та тетка заехала тебе сверлом в десну? И потом тебя же отругала: «Что ты дергаешься, я просто не туда попала!» Это было уже в школе, а что было раньше – ты ведь не помнишь? Могло быть что угодно.
Это правда.
Но представить себе, как эта девочка обвисала в стоматологическом кресле, как будто привязанная, как будто потеряв сознание, он не смог.
Точно так же мысли об ужасном насилии в детстве вызывали озабоченность: говорят, это случилось почти со всеми, и никто не помнит, значит, надо вспомнить, это ужасно, но хоть что-то объясняет… И ничего, кроме этих мыслей, никакого эмоционального отклика, никаких картинок.
Да, он перенес две операции с наркозом, но он лежал на столе, а не сидел, привязанный к стулу, и никто не требовал от него выдать информацию, которую он не хотел раскрывать, он не испытывал пылающей, ледяной ненависти к врачам, он не собирался бороться с ними, не готовился победить в неравной борьбе, не оплакивал себя и не боялся таким запредельным, невыносимым ужасом.
И теперь, и в дальнейших сессиях с М. он будет упорно задавать себе один и тот же вопрос: чем этот кошмар был в реальной жизни?
In treatment. Ты меня слышишь?
– В этой истории как будто две части, – говорит он Анне. – Одна – прекрасная. Там столько счастья… радость, успех. Гордость. Любовь…
– Ты помнишь, откуда она узнала о Вальпараисо? Когда она очаровалась им?
Он теряется. Пытается сообразить. Она? Очаровалась? Он не может вспомнить, знала ли она вообще толком об этом городе.
– Какое чувство ты испытываешь, когда думаешь о той жизни? – спрашивает Анна в другой раз.
И он снова теряется. Ну… какое… Разные. От блаженства до ужаса, смотря о чем думать. Это ведь – жизнь. Она длинная. Она разная. Бывает всякое. Как можно чувствовать
