style="font-size:15px;"> А тем временем, на холодке в подполе уже несколько часов томится черное портерного пиво по двадцать копеек серебром бутылка. Я оглядываю стол, ну и ловко же подчищает мое семейство всякого рода вкусности… буквально минуту назад думал захватить с собой пару грибных корзиночек, и рыбник для икорного бутерброда, ан, нет. Ничего, Карл уже сыт, и не откажется вкусить похожую на алые драгоценные камушки красную икорку на теплой булочке с золотой хрустящей корочкой, а не на горячем пироге, как это он предпочитает. Простит великодушно, когда увидит мою последнюю работу. А не простит, так надобно распорядиться, чтобы нянька достала буженины. Куда она прячет ее негодяйка?
Ну, все, перекус закончился, хлопаю себе по ноге, и волк поспешно заканчивает трапезу и встает рядом, чудесный зверь! Красивый и невероятно добрый. Вот с кем детям и в лесу сам черт не страшен. Волк у нас в семье с щенячьего возраста, деревенские дети притащили, да за несколько печеных яблок и продали. Поначалу думал порисовать его, да и отдать к черту лысому в цирк, а потом прикипел душой, полюбил.
Мы с Карлом возвращаемся в кабинет, я киваю прислуге Дарье, чтобы несла за нами пиво. Английское пиво – незаменимая вещь для задушевных бесед.
Пиво пенится в стаканах, темно-коричневое почти что черное, Карл пьет с чувством, делая выразительные паузы, точно актер на сцене. Когда-то его сравнивали с золотокудрым Аполлоном, но сегодня он всесильный, роскошный Бахус. Красавиц мужчина, титан, великий Брюллов.
– Август Августович издал подборку своих рисунков будущего Исаакия и пустил их в свободную продажу. Рисунки были хороши, и их покупали. С шумом и треском рухнула старая не вписывающаяся в новый ансамбль колокольня, французик раздавал подряды на разного рода работы. Говорили, что только на этом деле он получил свои первые тысячи, а может быть и миллионы.
Да, именно что миллионы, – поймал он мой недоверчивый взгляд. Во всяком случае, так следует из донесения подполковника Петра Борушникевича, возглавляющего комиссию по выявлению злоупотреблении на строительстве нового собора. А по его честным солдатским расчетам из пяти направленных на строительство из государственной казны миллионов, два растаяли бесследно.
Впрочем, кроме казнокрада Монферрана, там такие люди были задействованы… у-у-у… да одного только его сиятельства графа Милорадовича за глаза хватило бы, что бы все средства по гривеннику растащить, а то, что уже закуплено – продать. Честный подполковник сделавшись кляузником и вруном вдруг исчез неведомо куда. Словом был человек и нет человека.
Расширяли и укрепляли фундамент, рыли котлованы, вбивались сваи, разбирали старые стены и на их месте возводили новые. Зимой работали с пяти утра, летом с четырех утра до четырех дня.
Но тут другой француз Антуан Модюи сочинил ябеду на имя президента Академии Художеств, о том, что-де проект Монферрана содержит роковые ошибки, из-за которых здание, если каким-то чудом и будет построено, то вскорости рухнет.
Работы
