сожалению Иулиания Ивановна не одобрила мой выбор, сказав, что и рессорная бричка и другие маленькие коляски решительно не подходят для нашей большой семьи. Потому как это же несправедливо, если я буду летать на своей новой бричке, а они добираться в наемных каретах. Пришлось уступить, и теперь мы копим денег на… а почем я знаю, что новенького предложат нашему вниманию господа каретники на тот момент времени, когда у нас скопится нужная сумма?..
Впрочем, я начал говорить о супруге Александра Павловича. Александра Александровна произвела на меня самое благоприятное впечатление, и если бы не печальное выражение ее лица, заплаканные выразительные карие глаза и траурное платье, которое она, вопреки всему, уже три года носила по своему первенцу Володечке, умершему в возрасте трех лет, приблизительно через год после смерти Вани Брюлло[18], наверное, я дерзнул бы пригласить их обоих к нам в гости.
– Вы желаете услышать о нашей семье? – Александр Павлович усадил меня в своем кабинете, распорядившись чтобы туда подали чай. «Китайский чай в чашках без ручек», – приглушенным голосом уточнил он старухе-служанке, бесшумно вышедшей из одной из дальних комнат, и теперь тихо точно домашнее приведение ожидающей приказа. – Думаю, холодный ужин? – он вопросительно посмотрел на меня, но когда я запротестовал, только устало махнул рукой предложив мне располагаться поудобнее в креслах.
Насколько я знаю, Александр Павлович копил денег на новый дом, в котором желал сделать все по своему вкусу отлично от имеющегося на сегодняшний день. Даже место под строительство было выбрано на Кадетской линии – специально или нет, все три брата прилепились на Васильевском острове. Рядышком, хотя и не вместе, каждый своим домом, но все одно поблизости: Карл при Академии, Федор как старший в отцовском доме, и вот теперь Александр… Должно быть поэтому он не стремился сделать ремонт, придав своему жилищу более современный вид, заставив его, образно говоря, не отставать от времени. Одни только полосатые, лет пять как вышедшие из моды обои в кабинете чего стоят. Особенно в сочетании с крошечными неудобными зеркалами в широких потемневших рамах – будущих в большом почете во времена далекого детства их нынешнего владельца.
Пока я разглядывал убранство комнаты, все та же служанка принесла поднос с китайским чаем и китайскими же чашечками с изображениями толстощеких девочек с зонтиками и веерами.
– Ничто на свете не восстанавливает душевных и физических сил так хорошо как настоящий китайский чай, – Александр с осторожностью налил сначала в мою, а затем и в свою чашечки ровно три четверти горячего напитка. С осторожностью двумя пальцами поднял свою за края, отпив глоток. Выйдя из комнаты, когда Александр занялся чаем, старуха все также бесшумно появилась в дверях снова, принеся нарезанную тонкими ломтиками ветчину, и тарелочку с уложенными на
ум. 27 октября 1834 г.
