Лютый, чув? Организуй обед!
Пока они шли на церковную площадь, Федор Щусь легонько прикоснулся к плечу Нестора:
– Думаешь, почему земляки такие сознательные?
Что-что, но подобный вопрос Махно не ожидал от простодушного на вид красавца-матроса.
– Глянь сюда, – он достал из кармана измятую бумажку и начал читать: – «Крестьяне села Больше-Михайловки обязаны выдать для содержания экспедиционного батальона 160 арб сена и соломы, 15 возов картошки, 70 хлебов, 65 пудов сала, 35 курей, 5 кабанов, 6 фунтов чая, пуд табака, 3 пуда кислой капусты…»
– Постой, Федя. Сразу, что ли?
– Конечно. Это приказ. Недавно издан. Еще не все! Слушай дальше: «100 пудов пшена, 550 пшеницы и 800 ячменя». Земляки умоляли, дескать, раньше уже все забрали. Ах так! Приперли солдат, арестовали десять заложников, пулеметы установили и ну шастать по чердакам, погребам, клуням. Последнюю торбу отбирали. Кто раскроет рот – шомполами. Моих дружков – на акацию. А-а! – жарко выдохнул Щусь. – Потому и мы жалостью не балуемся.
Нестор взглянул на него попристальнее и приметил что-то звероватое в веселом оскале.
Да-а, – согласился он, подумывая, что скажет на митинге, который уже стихийно возник на церковной площади. Здесь по воскресеньям и торговали. Взобравшись на базарную стойку, Махно поднял руку. Люди притихли. Он начал говорить хрипловатым тенорком о поборах и жестокостях оккупантов, варты, о том, что нельзя дальше терпеть.
Кто стоял подальше, не слышали, подходили, напирали. Голос Нестора крепчал. Он упомянул о новой опасности: казаках с Дона, царских генералах, офицерах, что сбиваются в стаи, возможно, скоро тоже нагрянут и… увидел такое знакомое лицо, светлое, потерянное. Тина! Как она тут оказалась? Он еще что-то говорил, более страстно. Люди хлопали в ладоши, вскрикивали: «Слава! Нет пощады врагам! Нет!»
По окончании митинга Махно обступили со всех сторон, и он потерял Тину из виду. «Ладно, – подумал, – никуда она не денется. А убежит снова – тоже невелика потеря. Сейчас не до нежностей».
– Ты зря это – о беспощадности, о полчищах врагов, – внушал ему между тем Чубенко. – Политика – тонкая штука. Испугаются и завтра разбегутся.
– Так шумели же, одобряли.
– Не все, ух, далеко не все.
– Народец себе на уме, – подтвердил и Семен Каретник.
– Ничего вы не смыслите в политике. Я всегда буду говорить только правду, – возразил Нестор. – Ложь порождает новую ложь!
Отбирая бойцов в отряд, отвечая на разные вопросы, он нет-нет и вспоминал о девушке, так неожиданно исчезнувшей и вновь появившейся. У Махно даже мелькнула коварная догадка: «А не подсадная ли утка? Чья? Может, своего рода Фанни Каплан? Возьмет и запросто всадит ядовитую пулю! А? С кем черт не шутит? Вздор! Какая утка? Лавочник испугался и отправил дочь подальше от греха».
Прошла ночь, которую штаб провел в бывшем волостном правлении, а теперь совете. Нестор не искал Тину. Она тоже не появлялась. На следующий день опять митинговали, раздавали оружие, лечили раненых, рассылали сообщения о
