повстанцев.
– Много было бандитов? – спросил Махно.
– Около полуроты австрийцев и с десяток помещичьих и кулацких сынков.
– Толково. Ты же местный. Сходи, земляк, в разведку.
– Мне теперь что в разведку, что в контрразведку. Что нужно?
– Погляди, какие силы в Дибривке и где стоят. Ладно? Только сначала умойся, а то даже собаки будут шарахаться.
Мужики сдержанно заулыбались: хоть и клоун клоуном, а хата-то сгорела. Крестьянин ушел.
– Роздайбида, ты был в блиндаже и разряжен под стать Федору, – грубовато пошутил Нестор. – Сбегай еще к нему. Пусть возвращается. Попроси от моего имени.
Федор вскоре явился к воротам вместе с отрядом. Пришел и хозяин сгоревшей хаты, которому Махно особо доверял.
– Они расположились на церковной площади, – донес добровольный разведчик. – А штаб в бывшем волостном правлении. Ходят слухи, что еще прибудет австрийское подкрепление.
Это же подтвердили и крестьяне, снова набежавшие сюда.
– Ага, хотят окружить нас и уничтожить, – сказал Нестор.
– Ясное дело, – согласился Семен Каретник.
– Нужны мы им больно. Засядем в блиндаже – никто не сунется, – стоял на своем Щусь.
– Хорошо, а что дальше? – вставил слово и Алексей Марченко. – Волю, Федя, из зубов вырывают. Это вся история доказала!
Махно молча кивал, глядя на Тину, что сидела на подводе рядом с ранеными и вымученно улыбалась ему. Леймонский не узнал бы ее. В темном платочке и вязаной фуфайке, она казалась беженкой и была ею. Тина и сама не понимала, как, привыкшая к деликатному обращению, уюту, светлым нарядам, попала в этот жалкий, дикий обоз, что за сила занесла ее сюда. И почему она смирилась, улыбается, когда так хочется плакать?
На опушке леса шумели под ветром тополя, потемневшие от первых холодов, и пахло растоптанными груздями.
– Оккупанты не вечны – уйдут, – упорствовал Щусь. – Они нас уже боятся. А богатые тем более. Зачем кровь ручьями проливать? Повторяю, и село спасем от пожара. Как считаешь, Петренко?
Бывший одноклассник потупился: неохота перечить Нестору и родные хаты жалко. А что их сожгут, он не сомневался. Уже бывало. Крестьяне прислушивались к разговору и тоже заволновались. Махно понял: наступил решающий момент. Грудь в крестах или голова в кустах.
– Предлагаю сейчас же напасть на врага и разбить его! – заявил он.
По крупному миловидному липу Федора пробежала гримаса боли.
– Это безумие! – воскликнул он и даже хохотнул, настолько нелепым казался ему призыв Нестора. Мало того, что не хотят идти в лес – нападать вздумали!
Вперед вышел Петр Лютый и, подняв голову, продекламировал:
3ібралися гуляйпольші!
По-над лісом тихо.
Ой, жде когось біля церкви
Великеє лихо.
Щусь взял его за плечо и чуть ли не оттолкнул.
