Щусь, и они улепетывали, пытаясь вплавь одолеть речку Волчью. Но были покошены с крутого берега. Других настигали крестьяне и били вилами, лопатами. Третьих потом встречали даже у Гуляй-Поля без мундиров и шапок.
В этой панике и озлобленности сожгли девять хат: то ли убегавшие вартовые, то ли под шумок подлые соседи.
Пленных офицеров и гетманцев расстреляли вместе с той женщиной, что бежала их предупредить. Рядовых же австрийцев накормили, перевязали и, пригрозив, чтобы больше не попадались, отпустили.
Победа была полная. После нее, как водится, митинг, и тут впервые Нестор услышал в толпе приятно поразившее его выражение:
– Хай скажэ батько! – шумели селяне. – Батько Махно – давай!
Еще не сознавая этого, он становился героем, пока только героем, народным героем.
По старому, такому одинокому, чудом выжившему в голой степи Дибривскому лесу били пушки. Снаряды рвались где-то в глубине или с недолетом. Трещали, дрожали вековые дубы, ясени, дикие груши, осокори. Похоже было, что австрийцы принялись за повстанцев теперь уже по-настоящему.
Разведка донесла Нестору: на село наступает батальон пехоты при эскадроне кавалерии. Такие же силы идут к лесу. Кроме того, им на помощь подтягиваются отряды варты и добровольцев из богатых. Махно, однако, приказал занять оборону на опушке и был уверен, что устоит. Может, и врут разведчики? У страха глаза велики. Хотя Семен Каретник еще вчера предостерегал:
– Пора уходить, товарищи. Они не дремлют. Подтянут силы, окружат и влупят по самую ж…!
– Не пори горячку, – отвечал ему Петр Петренко. Прапорщик царской армии, получивший это звание за отчаянную смелость, он тоже был членом штаба. В селе жила его семья, и двое спокойных суток после победы вселяли добрую, хотя и слабую надежду, что все обойдется. Им дадут еще погулять на воле.
– Может, самим вжарить? – предложил Федор Щусь. Недавняя безумная атака вдохновила его. – А чего ждать? Они же недалеко. Пощекочем!
Он все надеялся отвести удар от родных Дибривок.
– Ишь ты, не успел выползти из блиндажа – уже кусается, – улыбнулся Лютый.
– А куда… уходить? – спросил Махно. Он мог бы прибавить: «Опять скитаться?», но промолчал. Проведя две чудные ночи с Тиной, не прочь был прихватить и третью. Вместе с тем понимал, что весть о позорном разгроме разнеслась далеко вокруг и не такие австрийцы воины, чтобы простить избиение. Они обязательно нагрянут, вот-вот. А тут понаехало столько крестьян из соседних сел и хуторов, просят оружие, добиваются приема в отряд. Бросить их на произвол судьбы, без боя казалось подлейшим делом.
– Ку-да? – переспросил Нестор резко. – Мы со всех сторон облеплены обездоленными. Кто и что их ждет? Это же целая орава!
Члены штаба притихли в смятении. Верили, что скоро вспыхнет восстание. Села ведь стонут! А иначе как же ИМ жить – отпетым негодяям и висельникам в глазах власти? Хоть пропади. Но на пламенные призывы, сообщения о взятии Гуляй-Поля, Дибривок никто не откликнулся. Молчали
