пристально.
– Извините.
– Мне не в чем вас извинять. Вы вольны делать что вам угодно.
Морис вздохнул. Когда они прощались, ему показалось, что в ясных, нефритовых глазах его странного собеседника скользнула тень сожаления. А быть может, это была просто игра света и тени.
***
Снежная ночь кралась по улицам Анвера, залегла глубокими тенями Госпитального сада. Старинное здание госпиталя было погружено в тишину и во тьму, и лишь в одиноком окне флигеля горел свет.
Вечность – она другая, чем ты себе представлял, когда она казалась тебе невозможной.
Для брата Шэйллхэ Вечность имела привкус корицы – сдобные булочки с этой пряностью приносила ему в госпиталь сестра Эрмина, когда он сутками пропадал в операционной, спасая одну человеческую жизнь за другой. Вечность шепталась сотнями голосов – она стенала и плакала о язвах, опухолях, отёках, она вздыхала об утраченной юности и днях без боли, давно ушедших в прошлое, она вопила о страдании и страхе – всём том, что мучило его пациентов. Пациентов, всегда уходивших здоровыми из его чутких рук. Ещё Вечность умела молчать. Молчание настигало его тогда, когда он выходил из операционной и покидал рабочий кабинет. Когда уходили посетители, когда уезжали выписавшиеся и спокойно засыпали идущие на поправку – оно глядело из картинных рам и из окон, за которыми раскинулся город. Новый, трудно узнаваемый, изменившийся за полторы сотни лет. Когда город засыпал, когда умолкали мысли людей и притихали эмоции клокочущих эгрегоров – Вечность разверзалась перед братом Шэйллхэ, обнажённая и неизбежная. В такие минуты он выходил на улицу и шёл куда глаза глядят, и долго бродил по набережным, мостам и островам Анвера – под дождём или снегом, в метель. Ибо в такие минуты всегда бывал дождь. Или метель.
Бродит ли Мёрэйн по побережью в метель, пытаясь уйти от Вечности?..
Он знает, что нет. У Мёрэйна свои способы. Возможно, он тоже делал бы так, если бы жил здесь, в Анвере, городе дождей…
…Если бы Мёрэйн жил в Анвере, им обоим не пришлось бы спасаться от Вечности. И именно это – причина того, что Мёрэйн несёт Служение в Астраане. Разумеется, не единственная причина. Когда ты – служитель Ордена, у тебя не бывает единственной причины принять решение о чём-либо.
Он играл на фортепиано, прикрыв глаза, самозабвенно погрузившись в музыку. Свет канделябров лежал на его бледном лице и трепетал в опущенных ресницах, играл золотыми бликами на светлых локонах, обрамляющих лицо. Любой, кто увидел бы это лицо сейчас, в первую очередь подумал бы о священниках, монахах – или даже ангелах, прелести встречи с которыми так избегают и монахи, и священники. Но сейчас он играл не торжественную и сложную музыку служений. Лёгкая, нежная и невыразимо печальная мелодия лилась из-под тонких, чутких, уверенных пальцев, своим сложением выдающих аристократа. Бывшего аристократа.
– Люблю слушать, как ты играешь.
