это совершенно справедливо. Действительно, союз Фауста и Елены легко поддается подобной расшифровке: Возрождение открыло для себя античность и было поражено ее красотой и мощью, однако все попытки Гете и Шиллера вернуть утерянный классический идеал оказались тщетными в конце XVIII в. Но, думается, есть еще одна сторона этой проблемы. Гете не случайно изобразил два типа женщин, каждая из которых могла бы, по мысли Мефистофеля, стать судьбой Фауста, но не стала. Маргарита и Елена – два проявления единой вечной сущности женственного. Однако этот идеал в реальной жизни недостижим.
Правда, младшие современники Гете, романтики, тешили себя иллюзией постижения вечной женственности в лице Доротеи или Каролины. А Новалис в повести «Ученики в Саисе» даже отважился заявить, что под покрывалом богини Изиды скрывалась Розенблюхтен – натура, родственная гетевской Гретхен. Как и его герой Гиацинт, Новалис считал, что обрел воплощение вечной женственности в естественности и простоте юной Софии Кюн.
Гете, не в пример юношески максималистским иенцам, более осторожен с понятием Ewige Weiblichkeit. Его собственные поиски идеальной женщины, эти Фридерика Брион, Шарлотта Буфф, Максимилиана Брентано, Лили Шенеман, Шарлота фон Штейн, Христиана Вульпиус свидетельствуют, что идеал так и не был им обретен. Фауст приходит к тому же выводу: вечная женственность – это категория, которую каждый мужчина стремится наполнить реальным содержанием, но не в состоянии этого сделать, ибо вечная женственность подобна линии горизонта, постоянно ускользающей от путника.
В свете такого истолкования взаимоотношений Фауста с его любимыми женщинами новым смыслом наполняется кода трагедии Гете, где выступают разнообразные аллегорические персонажи с отчетливо выраженной христианской символикой. Над всеми героями заключительной сцены – отцом восторженным, отцом ангелоподобным, блаженными младенцами, ангелами, младшими ангелами, более совершенными ангелами, возвестителем почитания Богоматери, кающимися грешницами, душой Фауста – парит Mater gloriosa. Тем самым Гете, в соответствии с католическими представлениями, венчает Деву Марию, – «Царицу небесную», олицетворяющую у него явление райской природы.
Этот финал явно перекликается со средневековой демонологической легендой о Теофиле, который состоял на службе у епископа и, устав от тягот жизни, продал свою душу дьяволу. Быстро сделав карьеру, но потеряв покой, он раскаялся и обратился за помощью к Богоматери. И Дева Мария вымолила ему прощение, и отобрала у сатаны расписку Теофила.
У Гете аналогичная трактовка образа Пречистой: она – всепрощающая мать, которая помогает самому закоренелому грешнику, и всесильная царица мира, которая властна и над Люцифером. Закономерно поэтому, что в загробной жизни Фауст попадает под покровительство Богоматери, которая разрешает «одной из кающихся, прежде называвшихся Гретхен», стать его «вожатой» (421).
Последнее позволяет провести и другую параллель в этом сюжете: между
