и выразить сущностную сторону бытия.
Итак, если Брюсов, поместив в кристаллическую решетку фаустовского сюжета историю реальных людей, создал символистский сплав жизни и творчества, то Прокофьев, отказавшись от изначальной философской глубины мифа о человеке, продавшем свою душу дьяволу, сосредоточился на эмоционально-критичес-кой оценке противоречивой действительности и сочинил с этой целью пародию на Мефистофеля. Если Брюсов на историко-фольклорном и мифопоэтическом уровнях романа дает очевидные цитаты из немецкой народной книги 1587 г., а на символистском уровне «Огненного ангела» использует зашифрованные реминисценции из «Фауста» Гете, то Прокофьев переосмысляет гетевский фаустовский канон, уже получивший музыкальную обработку в опере Гуно. Однако при всей разности подходов к фаустовскому сюжету и Брюсов, и Прокофьев, каждый на свой лад изменяя и домысливая идеологический смысл архетипики «Фауста» Гете, модернизируют ее в соответствии со своими эстетическими идеалами и с задачами собственного творчества.
Опыт своеобразного художественного преломления фаустовских – в первую очередь, гетевских – традиций Валерием Брюсовым и Сергеем Прокофьевым был воспринят русскими художниками последующих поколений. А. Луначарский в «Фаусте и Городе» (1909, 1918), С. Алешин в «Мефистофеле» (1942), И. Сельвинский в драме «Читая Фауста» (1952) продолжили брюсовскую линию символистского истолкования фаустовского сюжета согласно задачам нового исторического момента: в терминах и категориях социалистической утопии ли, с точки зрения воинствующего гуманизма или антифашистской борьбы. А. Шнитке в кантате «История доктора Иоганна Фауста» (1983) и в одноименной опере (1994) использовал прокофьевские находки в решении образа черта, отдав, в частности, в одном случае партию дьявола сверхнежному контратенору и эстрадному контральто, в другом – предпочтя приемы рок-музыки для характеристики сатаны. Это не только создало шокирующий эффект, но и позволило композитору заявить о волновавшей его проблеме раскола культуры, связанного с диссонансами общественного сознания 80-90-х годов.
«Неисчерпаемая периферия» фаустовской темы (Шнитке)29, таким образом, обрела благодаря Брюсову и Прокофьеву в первой трети XX в. реальные контуры территории современной отечественной фаустианы.
1. Объясните, как в романе В. Брюсова «Огненный ангел» происходит вторичная мифологизация образа Фауста?
2. Каким образом в романе взаимодействуют три основы (историко-фольклорная, мифопоэтическая и символистская) при создании фаустовского архетипа?
3. В чем значение образа доктора Фауста в романе «Огненный ангел»? Как текст романа связан с народной немецкой книгой о Фаусте?
4. Какова в романе роль реминисценций и аллюзий, связанных с трагедией Гете?
5. Какие события легли в основу брюсовского сюжета? Кто стал прототипом главных героев?
6. В
