№ 48) есть любопытное наблюдение: «Подобно статьям Белинского, статьи Добролюбова явили собой удивительный феномен. Это и критические работы, и нечто далеко выходящее за свои собственные жанровые рамки. Пьесами жизни назвал Добролюбов пьесы Островского. Его собственные статьи можно было бы назвать “статьями жизни”. Потому-то они не исчерпывают Островского, но они и не исчерпываются Островским. Нетрудно представить тип статьи, имеющей значение и цену лишь в отношении к рассматриваемому произведению. Статьи Белинского и Добролюбова имеют безотносительную ценность сами по себе. Недаром они и зажили почти немедленно самостоятельной жизнью в собраниях сочинений. Роман Тургенева, конечно, можно читать и без статьи Добролюбова. Но удивительно, что и статью Добролюбова можно читать как бы без романа Тургенева. В объединении же они составили особый комплекс, тип социальной, эстетической, нравственной культуры, кажется, в новейшей истории литературы почти и не встречавшийся»[50]. Тип статьи, «полностью погруженной в национальную действительность»[51], и обеспечил им жизнь в смене эпох. Это вынуждены были признать в начале XX в. даже противники публицистической критики. Д.В. Философов признавал правоту Белинского и Писарева в том, что они смотрели на искусство «не как на объект созерцания, а как на источник действия»[52].
Фактором, обусловливающим некоторую многозначность критических текстов, становится их потенциальное содержание. Поэтому следует внимательно вдуматься в теории, акцентирующие известную близость критики к литературе. Б. Менцель, рассуждая о границах литературной критики, занимающей промежуточное положение между литературой, литературоведением и публицистикой, усматривает в критике тенденцию к поливалентности: «В качестве жанра аргументирующего литературная критика принципиально определена внешней по отношению к ней ситуацией; однако она обнаруживает тенденцию к поливалентности и благодаря ей может обладать более значительной эстетической, или литературной, составляющей»[53]. Критике свойственны своеобразные колебания, неустойчивость литературности. Эту позицию Жерар Женетт объясняет с точки зрения структурной поэтики: существенные отличия литературной критики от других видов критики он видит в том, что «она пользуется тем же материалом (письмом), что и произведения, которыми она занимается. Ясно, что художественная или музыкальная критика не изъясняются звуками или красками, тогда как литературная критика говорит на языке своего объекта. <…> Писатель изучает мир, критик – литературу, то есть мир знаков. Но то, что у писателя было знаком (произведение), у критика становится смыслом (объектом критического дискурса), а с другой стороны, то, что у писателя было смыслом (его видение мира), у критика становится знаком – темой и символом некоторой литературно осмысленной природы <…>. Это непрестанное переворачивание, постоянное инвертирование знака и смысла как раз и указывает на двойственную функцию работы критика, состоящей в том,
Скатов Н.Н. «Шествуй тою же стезею» // Литературная газета. 30.11 – 6.12.2011. № 48. С. 4.
Бурсов Б.И. Мастерство Чернышевского-критика. Л., 1956. С. 177.
Философов Д.В. Критические статьи и заметки 1899–1916. М., 2010. С. 168.
Менцель Б. Гражданская война слов. Российская литературная критика периода перестройки. СПб., 2006. С. 13.
