Императорского дворца, остались там ночью одни и в огромной роскошно убранной зале танцевали вальс, пока Их, забывших об осторожности, не обнаружили и не заперли в одном кабинете с прокурором. Как Он часами сидел у изголовья её кровати, когда Она серьёзно заболела, и читал ей детские сказки, пока голос не осипнет, а книжка не вывалится из рук от усталости. Как Она тогда вся светилась от жизневозраждающей любви и, когда Он засыпал, тихо, чтоб его не разбудить, плакала от счастья, не веря происходящему. Как… Да мало ли было всего!.. Уже позже, когда Они повенчались и расписались в загсе, времени на приключения стало не хватать, и Он поддерживал этот огонь в сердцах, каждую ночь читая ей стихи и поэмы.
И Они смотрели друг другу в глаза и не могли насмотреться. Дышали друг другом и не могли надышаться. Возникавшее желание заняться любовью у одного тут же поддерживалось другим. Каждый вечер, возвращаясь домой с работы, Он приходил с букетом свежих цветов для своей любимой, и вечерние встречи по своей теплоте походили на предложение руки и сердца. А Она после приветственных объятий, поцелуев, цветов и слов смотрела на него полными слёз благодарности глазами, в голове носилось: «Любимый… Ты – мой единственный!.. Господи! спасибо тебе!.. Спасибо…»
9 марта
Что может принести год, начавшийся гибелью близкого друга? Как там говорится: «Что ни делается – всё к лучшему»? Хм, интересно, к чему же такому «лучшему» это может привести. К депрессии? Снобизму? Самоизоляции? Чувствую себя разделанной лягушачьей тушкой на блюде. Обнажённой до того предела, когда самое щадящее дуновение пробегает болью по голой кости. Что это? Критический возраст? Очередной этап подведения итогов прожитого и нажитого? Просто дурное настроение?
С утра до ночи занимаюсь самым неблагодарным делом: ищу Человека. Бесплодные поиски приводят к истощению. Устаю сильнее, чем после ночной разгрузки вагонов худыми руками студента. Ну разве многого я требую? Разве многого? Да и не требую я, а – прошу. Умоляю. Мне бы только чувств да ответственности, да благодарности к богу за щедрость на таланты. Да ещё людской увлечённости хоть в чём-то. Увлечённости, а не безразличия, как на лицах в метро: неживых, тупых, бездеятельных, с глазами, полными приобретённого скудоумия. Ведь ничего же, ничего проникновенного для таких не найдётся. Им и судьбина бездомных мальчишек интересна лишь в вопросе сканворда: резвая ручка тут же напишет по вертикали ответ – «беспризорник».
Сидят, тупят и перемещаются, как холестериновые частички, которых кровь сама несёт по сосудам. Искусственные и безынициативные. Они для жизни, что пугало для птиц: вроде и поза есть, и руки расставлены широко, и выражение лица таинственно сокрыто под соломенной шляпой, но в движение способно прийти, лишь когда ветер задует. Да и не тот ветер, что ветерок-безобразник, а тот, что ураган, который разметёт в клочья ветошь их голов, повалит и шарахнет
