с изумлением и любопытством. Как же так? Неужели даже столь посредственный молодой человек, как я, имеет власть над другими людьми? Я, у которого не было и пятидесяти крон за душой, смог подарить богатому человеку больше счастья, чем все его друзья? Я, лейтенант Гофмиллер, смог кому-то помочь, кого-то утешить? Неужели пары вечеров в моей компании оказалось достаточно, чтобы глаза беспокойной парализованной девушки засияли, ее щеки задышали жизнью и весь мрачный дом оказался освещен моим присутствием?
В волнении я так быстро иду по темным переулкам, что мне становится жарко. Мне страстно хочется распахнуть шинель – до того ширится сердце в груди. Потому что по пятам за первым удивлением неожиданно приходит новое, второе, которое производит на меня еще более пьянящий эффект, – а именно, как легко, как чертовски легко было подружиться с этими незнакомыми людьми. Что я такого сделал? Проявил немного сострадания, провел в их доме два вечера, два счастливых, радостных, захватывающих вечера, и этого оказалось достаточно? Как же глупо в таком случае проводить все свободное время за чашкой кофе, бездумно играть в карты с надоевшими товарищами или прогуливаться туда-сюда по главной улице. Нет, отныне больше никакой отупляющей скуки, никакого безалаберного безделья! Все быстрее шагая сквозь ласковую ночь, с настоящей страстью молодого, внезапно пробудившегося человека, я строю планы: отныне я изменю свою жизнь. Я буду меньше ходить в кофейню, перестану играть в глупые тарок и бильярд, решительно положу конец всем этим убийцам времени, которые никому не нужны и которые лишь отупляют меня. Лучше я буду чаще навещать больную, даже готовиться каждый раз заранее, чтобы я всегда мог рассказать девушкам что-нибудь приятное и забавное; в уютной атмосфере мы будем вместе играть в шахматы или проводить время за каким-нибудь еще занятием; уже это простое намерение помогать и отныне приносить пользу другим вызывает во мне своего рода энтузиазм. От этого окрыляющего чувства мне хочется запеть, хочется сделать что-то безрассудное; ведь лишь тогда, когда узнаешь, что значишь что-то для других, начинаешь ощущать смысл и миссию своего собственного существования.
Вот так и случилось, что в последующие недели я проводил послеобеденное время и большинство вечеров в замке Кекешфальва; вскоре эти часы дружеского общения стали чем-то привычным и повлекли за собой небезопасную избалованность. Но какое же искушение для молодого человека, которого с юных лет перебрасывали из одного военного учреждения в другое, неожиданно найти вместо холодных казарм и прокуренных комнат настоящий уютный дом, дом для своего сердца! Когда после службы, в полпятого или пять, я приходил к Кекешфальвам, стоило мне лишь поднять руку к бронзовому кольцу, как слуга уже радостно распахивал дверь, словно наблюдал за мной еще до прихода сквозь некий волшебный глазок. Это совершенно очевидное радушие наглядно показывало мне, что здесь меня воспринимали как члена семьи; всем моим маленьким
