скучную дремоту.
– Привет, Тони! – оглашает Ференц мое прибытие для остальных.
– «Моей ли хижине такая слава?»[16] – декламирует полковой врач, который, как мы часто шутим, страдает хроническим цитатным поносом.
Шесть сонных глаз моргают и улыбаются мне.
– Привет!
– Привет!
Мне приятно видеть их радость. «Какие все-таки славные парни, – думаю я. – Не стали на меня обижаться за то, что я столько времени пропадал без извинений и объяснений».
– Черный кофе, – заказываю я у официанта, сонно шаркающего ногами, и с неизменным «Ну, что новенького?», которым начинаются все наши посиделки, придвигаю к себе стул.
Широкое лицо Ференца расплывается еще шире, мигающие глаза почти исчезают за румяными, как яблоки, щеками; его рот раскрывается медленно, словно слепленный из сырого теста.
– Что ж, – неторопливо ухмыляется он, – самой последней новостью стало то, что ваше благородие опять соизволили пожаловать в нашу скромную обитель.
А полковой врач откидывается назад и декламирует с кайнцевской интонацией:
Магадев, земли владыка,
К нам в шестой нисходит раз,
Чтоб от мала до велика
Самому изведать нас[17].
Все трое смотрят на меня с усмешкой, и меня тут же охватывает неприятное чувство. «Лучше, – думаю я про себя, – самому быстро обо всем рассказать, прежде чем они начнут спрашивать, почему меня не было все эти дни и откуда я пришел сегодня». Но прежде чем я успеваю что-либо сказать, Ференц странно подмигивает и толкает Йожи в бок.
– Смотри-ка, – указывает он под стол. – Ну, что скажешь? По такой погоде в лакированных штиблетах и нарядной одежке! Тони знает, как надо жить, Тони нашел себе теплое местечко! В замке у старого манихея, небось, как в сказке! Аптекарь нам рассказывал, что там каждый вечер подают пять блюд, икру и каплунов, настоящий Bols[18] и шикарные сигары, – это тебе не наша жратва в «Рыжем льве»! Да уж, мы все недооценили Тони, он еще тот прохиндей.
Йожи тотчас вторит:
– Только вот товарищ из него никудышный. Да, мой дорогой Тони, ты мог бы запросто сказать своему старику: «Слышишь, старик, у меня есть пара славных товарищей, и вправду славные парни, тоже не с ножа едят, так вот я как-нибудь их к вам приведу». Вместо этого наш Тони думает: «Пусть глушат свой кислый “Пильзнер” и в очередной раз давятся говяжьим гуляшом!» Вот это товарищ, ничего не скажешь! Все себе, а другим – ничего! Ну… ты хотя бы толстую кубинскую сигару мне принес? Если да, то на сегодня я тебя помилую.
Все трое смеются и причмокивают. Внезапно я краснею до ушей. Черт побери, как этот проклятый Йожи догадался, что, когда мы прощались в прихожей, Кекешфальва действительно сунул мне в карман одну из своих замечательных сигар – он всегда
Из пьесы Ф. Шиллера «Орлеанская дева», перевод В. Жуковского. (Примеч. пер.)
Из баллады И. В. Гете «Бог и баядера», перевод А. К. Толстого. (Примеч. пер.)
Нидерландский ликер. (Примеч. пер.)
