поводок. Тогда все чаще она позволяла себе делать едкие, якобы сделанные от чистого сердца замечания с дружеской пометкой «кто тебе еще скажет правду?». И, к моему удивлению, подруги проглатывали эти колкости, принимая их с благодарностью и с не меньшим восторгом. «Вот, – говорила одна, – какая ты, Оля, все-таки честная, откровенная женщина, как хорошо, что ты говоришь все как есть, а ведь могла бы промолчать, и я бы думала, что это платье меня вовсе не полнит, а теперь, спасибо, Олечка, я понимаю, что это совершенно не мой фасон».
Конечно, долго выдерживать вечное превосходство моей матери было невозможно. Со временем некоторые подружки отпадали, появлялись новые, а мама больше не сдерживала себя в присутствии меня и отца. Мол, это изначально был не ее уровень, она просто снизошла до этих женщин, сжалилась над ними, хотела помочь, но, увы, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Я слушала эти истории снова и снова, кивала и соглашалась, но с годами это стало меня раздражать.
Однажды после очередной такой истории я, не без удовольствия, представила, как где-то сейчас в своей квартире сидит бывшая мамина подружка Галя в платье, которое ей совершенно не к лицу, ест огромный кусок торта, за который мама, конечно же, ее бы отругала – «Галя, ты держи себя в руках, пожалуйста!» – и думает: «Господи, как же хорошо!»
Господи, как же хорошо! Я так увлеклась этой фантазией, что рассмеялась тогда вслух и тут же осеклась от маминого недоумевающего взгляда: «Я что-то смешное сейчас говорю? тебе смешно, Александра? у тебя есть свое мнение на этот счет? может, поделишься?» Мне была дорога моя жизнь и нос – конечно же, ничем таким я не поделилась.
Наверное, я сама не понимала тогда, как моя мать, вся моя жизнь с ней и даже ее уход влияют на только-только зарождавшуюся между мной и Тиной дружбу. Я чувствовала в тот вечер в баре, что мы как будто были втроем: я, Тина и моя мать. Только Тина об этом еще не догадывалась. Как и я не догадывалась, что на самом деле нас было четверо. Что Тине, как и мне, тоже кто-то нашептывает на ухо то, что заставляло ее сомневаться в том, что она очаровательна и безупречна.
Тогда я еще не понимала, что мы никогда не остаемся ни с кем наедине. Мы ложимся в постель с другим человеком и не думаем, что сейчас тут, с нами, лежит не только его бывший партнер и наш бывший партнер (хорошо, если один, а не все сразу), но порой и наши родители. Мне еще некого было класть в свою постель – ни бывших, ни нынешних, – только тепло от отцовского коньяка я ревниво хранила в себе. Но в этот вечер я уже была не одна. Мама ушла, но, покинув нас, оставила себя. Так тоже бывает.
Прощаясь, Тина вдруг спохватилась, торопливо полезла в сумку и достала маленькую коробочку. Она протянула ее мне, улыбаясь:
– С прошедшим днем рождения!
Я тут же открыла коробочку – в ней была нежная подвеска с именем Alex. Где она ее нашла так быстро? Я испытала огромное чувство благодарности и тут же вспомнила, что дома меня до сих пор ждал
