теперь, в эти ближайшие минуты, часы, а если повезет, то и на всю жизнь, мы есть друг у друга. И когда наконец толпа начала редеть, а музыка стихать и кто-то приоткрыл окно, чтобы проветрить бар, только тогда я заметила, что за окном начало светать. Тина тихонько зевнула, стеснительно прикрыв ладонью рот. Я поняла, что нам пора собираться и разъезжаться по домам, но все, что мне хотелось ей сказать, было лишь: «Давай не будем уходить».
Но это, конечно, было бы очень глупо, странно и навязчиво, а я не хотела быть навязчивой. Не в этот раз, нет, теперь я ничего не испорчу. Поэтому я просто спросила ее, увидимся ли мы снова. И она радостно кивнула в ответ. Мы обменялись телефонами, вызвали одно на двоих такси и сели рядом на заднее сиденье так, словно мы давно дружим и уже в сотый раз вот так берем одно такси на двоих, чтобы завезти домой сначала меня, а затем ее.
«Боже мой, – думала я, – это лучший день рождения в моей жизни!»
Когда мы подъехали к моему дому, Тина проснулась, встрепенулась и суетливо чмокнула меня в щеку:
– С днем рождения! С меня подарок, помнишь?
– Ты сама как подарок, – ответила я.
Я была абсолютно счастлива в этот миг. И абсолютно несчастна. Потому что как только я вышла из такси и дверь машины захлопнулась, Тина уехала, и мне показалось, что я больше никогда ее не увижу. Все, конец моей деньрожденческой сказки. Я поднялась в квартиру, разделась в коридоре, стараясь не шуметь и не разбудить отца. Было пять утра. Я прошла к себе в комнату, рухнула на кровать и уснула, кажется, мгновенно. Мне снилась мама: я сидела в кресле, а она – у меня в ногах; я гладила ее по волосам, но вдруг невероятная злость накатила на меня – я взяла ее за волосы и хотела отшвырнуть от себя, но неожиданно поняла, что это не мама, а Тина и волосы в моих руках – рыжая копна ее кудрей.
Глава 4
Я проснулась в полдень. Голова раскалывалась так, словно я вчера выпила несчетное количество коктейлей, а не пару бокалов вина. Отец ушел на работу, а я бродила по нашей огромной квартире, разглядывала все наши вещи, бо́льшую часть из которых покупала мать, и не могла представить, как мы будем жить тут вдвоем: в доме, который напоминал теперь мамин музей. Как мы можем есть за столом, устланным этой скатертью, выбранной ею, кто будет сидеть в ее любимом кресле, кто будет менять цветы в вазах вместо нее и поправлять гардины в гостиной? Везде были ее фотографии, книги, ее корзина для рукоделия, ее запах, отпечатки пальцев, чешуйки отмершей кожи – вся ее жизнь, в которой она убивала меня своей нелюбовью и в которой я, похоже, так же убивала ее, требуя от нее любви. Как продолжать жить в этом склепе, когда человек не умер, а просто ушел, унеся с собой только самое необходимое ему, а вот это все – свидетельства многолетней жизни со мной и моим отцом – оставил нам? Если ей самой было тошно вспоминать об этих годах, каково должно быть нам, брошенным, опостылевшим или нелюбимым вовсе?
Я пошла на кухню и достала из-под раковины мешки для мусора, большие, плотные,
