где-нибудь поблизости.
Я обнаружил его в кафе неподалеку, на улице Шардон-Лагаш. На столике перед ним стояла кружка пива.
– Вы еще долго? – спросил я.
– Ну… минут двадцать.
Белокожий блондин, пухлые щеки, голубые глаза навыкате. Пожалуй, я никогда не встречал человека с такими мясистыми ушными мочками.
– Ничего, что я не выключил счетчик?
– Ничего, – сказал я.
Он мило улыбнулся.
– Не боитесь, что такси угонят?
Он пожал плечами:
– Да ну…
Ему принесли бутерброд с ветчиной, и он деловито принялся за него, не спуская с меня тусклого взгляда.
– А кого вы, собственно, ждете?
– Да тут, одного… он должен сейчас выйти из русской церкви.
– Вы русский?
– Нет.
– Глупо как-то… Вы б его спросили, когда он выйдет… Дешевле обошлось бы…
– Ничего не поделаешь.
Он заказал еще пива.
– Я не мог бы попросить вас купить мне газету?
Он полез было в карман, но я остановил его:
– Что вы…
– Спасибо. Купите мне «Эриссон». И еще раз спасибо… вот…
Я долго блуждал в поисках продавца газет и обнаружил его только на Версальской авеню. «Эриссон» оказался газетенкой, напечатанной на бумаге болотного цвета.
Он читал, нахмурив брови, и слюнявил палец кончиком языка, чтобы перевернуть страницу. А я смотрел, как этот полный блондин с голубыми глазами и белой кожей читает зеленую газету.
Я не решался прервать его чтение. Наконец он взглянул на свои миниатюрные часики.
– Пора идти.
На улице Шарль-Мари-Видор он сел за руль, и я попросил подождать меня. А сам встал на прежнее место перед церковью, но на противоположном тротуаре. Никого не было видно. Вдруг они уже ушли? Тогда у меня нет никакой надежды вновь отыскать следы Степы де Джагорьева, потому что это имя не значится в парижском справочнике Боттена. За витражами по-прежнему горели свечи. Знал ли я прежде эту старую даму, которую отпевают сегодня? Если я когда-то бывал у Степы, он, наверное, знакомил меня со своими друзьями, возможно и с этой Мари де Резан. Она и тогда, видимо, была уже немолода.
Дверь в придел, где служили панихиду, – через нее они и вошли, – дверь, с которой я теперь не спускал глаз, внезапно открылась, и в проеме появилась светловолосая женщина в мушкетерской шляпе. За ней брюнетка в черном платке. Потом отец и сын в серых полосатых костюмах – они поддерживали гипсового старичка, говорившего что-то лысому толстяку с монгольским разрезом глаз. Наклонившись, тот почти вплотную приблизил ухо к губам собеседника: голос гипсового старичка был, наверное, еле уловим, как слабое дыхание. Остальные шли следом. Я ждал с бьющимся сердцем, когда появится Степа.
Наконец
