такой добрый и внимательный. Что ни попроси, всё готов был сделать…
– Был да был, – вспылил отец, – не о покойнике же разговор ведём…
– Типун тебе на язык, такие слова говорить, – перепугалась мать и всё не могла успокоиться. – Близнецов растить трудно, говорят, а этих даже легче, чем одного ребёнка. И Анфиса – тоже очень отзывчивая, ни в чём матери не отказывает… Шафкат, только вот говорят, один из близнецов долго не живёт, правда ли это?
– Тьфу! Ты такое, бывает, сморозишь, что… Или, пока я отвернулся, попробовала со стола чего-нибудь из этих напитков шайтана[11]?
– Да я что-то совсем запуталась…
– Спи, спи, – ласково успокоил её отец, – нечего зря убиваться.
Мать тяжело вздохнула и притихла, но даже сквозь стену Рифкат чувствовал, что они не могут заснуть и, глядя в потолок, в предрассветной полутьме думают об одном и том же.
Утром он очнулся от смеха Анфисы:
– Подъём! Вставай, вставай, солдат. Казарму надо убирать. Пошли паласы трясти!
На лестнице Рифкат состроил ей смешную рожицу, но она так и не догнала его, хоть бросилась вслед, перепрыгивая через две ступеньки. Отойдя чуть в сторонку от играющих в песочнице ребятишек, они растянули за концы палас и стали с хлопаньем вытряхивать пыль. Рифкат резко дёрнул за свой край, и Анфиса выпустила палас из рук.
– Как же ты будешь паласы трясти, когда я уеду? – притворно опечалился Рифкат.
– Не бойся, одну сторону к столбику привяжу.
– Так ведь столбик твой тоже в армию собирается…
Анфиса вспыхнула и от неожиданности не нашла, что ответить.
– Дурак ты… Я лучше невесточек позову.
– Это ты про кого? – удивился Рифкат.
– Про кого… – передразнила его Анфиса, – про Галию твою и Альфию…
– А… Сразу обеих?
– Да.
– Пусть поработают, мне-то что!
– Если бы тебе не было что, ты б не сидел, как кот бухарский, весь день на подоконнике, – выпалила Анфиса; её всегда раздражал снисходительный тон брата, который был старше на несколько минут. – Ты лучше скажи, на ком ты всё-таки остановил свой выбор?
– На той, которая будет писать мне письма каждый день и ждать меня. «Быть солдатом совсем не трудно, если девушка будет ждать», – пропел он сестре.
В последний день перед отъездом у них собрались друзья, одноклассники. Отец с матерью, чтобы не мешать, хотели переночевать у родственников, но неудобно было вот так взять и уйти, когда сыну назавтра в армию. И они забились в комнату Рифката.
Через стенку доносились голоса. И разговоры, и шутки у молодёжи другие. Эти не смакуют, как вчерашние гости, каждое слово, а высказываются откровенно, такое, бывает, ляпнут прямо в глаза, что хоть под стол прячься. Если уж запоют, то стёкла в окнах дрожат, а не бубнят себе под нос. И Рифката родители не могут узнать: обычно слова лишнего не вытянешь, что ни скажи – улыбается и молчит, а тут в центре внимания, во главе застолья.
Шайтан – дьявол, сатана
