и злое.
– А что вы бы сказали о моих намерениях?
– Что вами движет алчность ещё более голодная, чем моя. Но хоть сколько-нибудь благородное воспитание и те-то идеалы мешают сознаться, вот и выворачиваете всё наизнанку.
– Довольно! – казначей ударил по столу, и чернила вылились на пергамент. – Чёрт бы вас побрал, лекарь, за такие слова вам в самом деле место на плахе!
– Всем нам там место. Как-никак мы намереваемся убить короля.
– Я бы пошёл к королю хоть сейчас, чтобы лично вас сдать!
– Не спешите, мистер Койн. Я уже говорил: все шестеро рядом ляжем, я молчать не стану.
– Господь с вами, мистер Роб. Идите. Я имею в виду, оставьте меня с моим горем наедине. – Казначей выкинул испорченный пергамент и вновь принялся записывать расходы.
– Вам поспать надо, а то монеты в голове так и звенят, а руки их не нащупывают.
– Идите, я сказал! Не испытывайте впредь моё терпение.
Лекарь вышел смеясь.
На пиру
От самых подступов к замку и через весь город тянулась длинная вереница людей, коней и повозок. Шумная процессия двигалась неохотно, а хвостами оседала далеко за воротами Реджиса. Приглашённые лорды, их родственники, свиты, многочисленные слуги, увлёкшиеся следом потаскухи, бродячие торговцы, барды, просто крестьяне и прочий сброд, по событию намеревавшийся без труда проскочить в город. Король было намеревался распорядиться открыть секретный ход, чтобы поскорее пропустить дражайших гостей, но советники, сиры Кротспот и Румчестер, настойчиво просили сохранить его в тайне.
– И почему мы пропускаем их только через одни ворота? – привычно сетовал король.
– Ваше высочество, южные ворота строились не для принятия гостей, – отвечал сир Румчестер.
– Ваше величество, во времена империй столько гостей никто и никогда не принимал, – вторил ему сир Кротспот.
– И почему мы не расширили эти треклятые ворота за двадцать девять лет? – спросил король и жестом требовал молчать. После войны королевская казна осталась в прискорбном состоянии, все займы в банке седьмого региона, зовущегося прежде Счастливым, годами тратились на восстановление, а позже казначей сменился на скрягу мистера Койна, всё сетующего на пустующую казну.
Тем временем в город въехал первый паланкин, на котором красовались семь вышитых золотых монет, повторяющих личный герб лорда Фортуны – правителя седьмого региона, до войны бывшим частью империи Рокшера. Следом за паланкином не спеша двигались два десятка человек из числа личной свиты лорда – средних лет мужчины, одетые в дорогие ткани, воины лишь по названию, а на деле, скорее, надзирающие за молодым Фортуной. Крестьяне перед этой процессией расступились по обе стороны дороги, освобождая путь.
Следом появился сочно-зелёный, перемежающийся многочисленными колосками (их должно было быть тридцать два, но никто не считал), паланкин
