оставаясь именно игрой. У нее есть свои правила, но эти правила устанавливаются и признаются свободно. Нарушитель правил игры разрушает саму культуру. Для того чтобы игровое содержание культуры могло быть созидающим или подвигающим культуру, оно должно быть чистым. Для человеческой игры характерны увлеченность, напряжение, радость; характерен ритуал, т. е. определенные действия, которые не связаны с практической пользой, но высоко ценятся человеком. Игра несовместима с насилием. Насилие – какие бы формы оно ни принимало – это всегда положение «вне игры». Управляемая игра – это не игра.
Игра крайне важна и в жизни взрослого человека. Стремясь к определенным внешним целям, результатам, достижениям, мы порой утрачиваем смысл деятельности, ее свободу, начинаем функционировать автоматически, почти бессознательно. Деятельность, ее цели определяют нас, а не мы ее, и возможность вернуть этой деятельности ее человеческий, сознательный характер связана с остановкой ее, с отстранением, с обыгрыванием.
И. Хейзинга показывает, как преломляется игровое начало в разных сферах культуры, в частности в сфере права (полагаю, будущим юристам будет небезынтересен этот взгляд). Три аспекта, считает И. Хейзинга, позволяют говорить о праве как игре: судебный процесс как вид азартной игры, как состязание, как словесный поединок. На первый взгляд сфера права, закона и правосудия отдалена и даже противостоит игре, но существует такой элемент, как состязательность (например, судебный спор сторон для греков – своего рода битва, обусловленная жестокими правилами).
На игровой характер указывают даже формы правовой жизни. Так, место для свершения правосудия – это священное место, отгороженное от обычного мира; магический круг, внутри которого привычное деление людей по рангу временно прекращается. Прежде чем приступить к отправлению правосудия, судьи облачаются в мантию или надевают парик. И это не просто реликт прежнего церемониального облачения; это, скорее, напоминает примитивную танцевальную маску первобытных народов. Все это делает человека «иным существом». Наконец, строгая процедура, в которой две стороны и каждая хочет добиться победы, придерживаясь, однако, строгих правил, последовательности участия и т. п. Не случайно эти сюжеты так популярны в кино и на телевидении.
Театральность в европейской культуре проявлялась и в поведении образцового средневекового рыцаря, руководствовавшегося рыцарским кодексом чести, и в аутодафе эпохи Возрождения. В театрализации мероприятия на грани смерти атмосфера сгущалась, становилась коллективным переживанием, страх смерти отступал, сменяясь торжественным исполнением своей роли. Театральность позволяла преодолевать страх смерти и находить удовлетворение в таком преодолении. Следует вспомнить и впечатляющие массовые факельные шествия праворадикальных движений в первой половине XX в.
Особое место в работе И. Хейзинги уделено спорту. По мнению автора, современный ему спорт растерял все лучшее из игрового содержания, так как спортивные состязания уже не имеют древних таинственных, мистических черт. Причины этого
