Будто я совершил какую-то чудовищную ошибку. День назад, год назад, полвека назад, не знаю. Но точно совершил.
– Хочешь скажу какую?
Птицеед кивнул.
– Ты подпустил к себе красоту, которая слишком дорого стоит. Юлия Подгорная, впрочем, как и ее сестра, не девочка-аксессуар, а настоящая хищница. Этот фамильный тандем зарится на твое имя. Как дизайнеры они достаточно перспективны, но стоит ли им доверять?
– Тебя смущает, что я слишком поспешно женился?
– Как ценитель женской красоты, я понимаю, что тобой двигало. Вот только целуя Венере руки, ты не заметил шипящих змей у нее на голове. Подгорные слишком на многое претендуют. Будь у них третья сестра они бы твоего Пашку на ней женили.
– Представь себе, они уже это сделали, – Птицеед подавил горький смешок. – Минувшей зимой ко мне наведался один коллекционер. Уверял, что в этом доме в начале прошлого века жил некий барон, страстно увлекающийся поиском старинных фолиантов. Попросил моего дозволения осмотреть библиотеку. Я согласился шутки ради. Ничего он, разумеется, не нашел. Зато я, перелистывая от скуки «Парижские тайны», обнаружил письмо. На клапане алела сургучная печать, сделанная по оттиску, придуманному Павлом. Медуза, оплетающая щупальцами трезубец. Внутри лежал сложенный вдвое лист бумаги. Слащавые бредни моего младшего, адресованные его теперешней мачехе.
– Шутишь!
– Нисколько. Читая его пространные любовные излияния, я не испытал боли. По правде сказать, я вообще ничего не почувствовал. Найденное мною письмо, определенно было не первым. Исходя из его содержания, я понял, что, Юля отвечает Пашке взаимностью.
– Ты поговорил с ним?
– Предпочел делать вид, что ничего не знаю. Подменил конверт и положил письмо на место.
– Но почему?!
– Цугцванг16.
– Ты слишком пессимистичен.
– Я просто не вижу смысла продолжать.
– Что продолжать?
– Все это… Думал, если напишу книгу, то смогу собрать сломанное, склеить разбитое. А в итоге, лишний раз умылся дерьмом.
– Так ты теперь писатель?
– Вот, – Птицеед вытащил из стола пачку бумаги. Листов сто двадцать, не меньше. И передал рукопись Каракурту. Тот надел очки и, проведя ладонью по титулу, прочитал вслух:
– «Льстецы на бархатных кушетках», – он перелистнул страницу, – «Говорят, в старости время бежит быстрее, несмотря на то, что ты сам становишься все более нерасторопным. В таком случае, единственное, что остается, так это утешать себя воспоминаниями. Бессмысленное занятие, коль скоро тебя живого вытеснит воспоминание о тебе мертвом.». Мелодраматично. Аристарх, мы знакомы более двадцати лет, а ты не перестаешь меня удивлять.
Дверь в кабинет отворилась. Орхидея вошла без стука.
– Вы уж простите меня, джентльмены, что я вмешиваюсь в ваши приватные разговоры, – она наклонила голову набок
Ситуация в шахматах, когда любой ход игрока ведет к ухудшению его положения.
